— Дальше? А дальше ничего. Люди живут своей
маленькой людской жизнью. Радуются маленький людским радостям. Кормят нас своим
теплом… и поставляют новых Иных. Те Иные, у кого амбиций поменьше — живут почти
обычной жизнью. Только сытнее, здоровее и дольше, чем обычные люди. Те, кому
неймется, кому хочется схваток и приключений, идеалов и борьбы — идут в Дозоры.
Те, кто разуверился в Дозорах — идут в Инквизицию.
— Ну и? — подбодрил меня Гесер.
— Вы-то что делаете в Ночном Дозоре, шеф? —
спросил я. — Не надоело… за тысячи лет?
— Допустим, мне до сих пор нравятся схватки и
приключения.. — произнес Гесер. — А?
Я покачал головой:
— Нет, Борис Игнатьевич. Не верю. Я вас видел…
другим. Слишком усталый. Слишком разочарованным.
— Тогда предположим, что я все-таки хочу
покончить с Завулоном, — спокойно сказал Гесер.
Я подумал секунду:
— Тоже не выходит. Сотни лет… кто-то из вас
уже прикончил бы другого. Завулон тут говорил, что магия — как удар шпаги. Так
вот, вы не на шпагах деретесь, а на спортивных рапирах. Обозначаете укол, а не
протыкаете врага.
Гесер помедлил и кивнул. Еще одна плотная
струйка дыма вонзилась в сизое табачное облачко.
— Как ты думаешь, Антон, а можно прожить
тысячи лет и по-прежнему жалеть людей?
— Жалеть? — уточнил я. Гесер кивнул:
— Именно жалеть. Не любить — не в наших силах
любить весь мир. Не восхищаться — мы слишком хорошо знаем, что это такое —
человек.
— Жалеть, наверное, можно, — кивнул я. — Но к
чему ваша жалость, шеф? Она пуста и бесплодна. Иные не делают человеческий мир
лучше.
— Делаем, Антон. Как бы там ни было, но
делаем. Поверь старику, который многое повидал.
— Но все-таки…
— Я жду чуда, Антон.
Я вопросительно посмотрел на Гесера.
— Не знаю, какого именно. Что все люди обретут
способности Иных. Что все Иные вновь станут людьми. Что однажды, все-таки,
деление пройдет не по признаку «человек или Иной», а по признаку «хороший или
плохой», — Гесер мягко улыбнулся. — Совершенно не представляю, как такое может
произойти и произойдет ли когда-либо. Но если это все-таки случится… я
предпочту быть на стороне Ночного Дозора. А не в Инквизиции — могучей, умной,
правильной, всемогущей Инквизиции.
— Может быть, того же ждет и Завулон? —
спросил я.
Гесер кивнул:
— Может быть. Не знаю. Но лучше знакомый
старый враг, чем молодой непредсказуемый отморозок. Считай меня консерватором,
но я предпочитаю рапиры и Завулона, чем бейсбольную биту и прогрессивного
Темного мага.
— А что вы посоветуете мне?
Гесер развел руками:
— Посоветую? Самому принять решение. Ты можешь
уйти и жить обычной жизнью. Ты можешь пойти в Инквизицию… я не стану возражать.
И ты можешь остаться в Ночном Дозоре.
— И ждать?
— И ждать. Хранить в себе то, человеческое,
что еще осталось. Не упасть в экстаз и умиление, навязывая людям ненужный им
Свет. Не свалиться в цинизм и презрение, возомнив себя чистым и совершенным. А
самое трудное — не разочароваться, не разувериться, не стать равнодушным.
— Невелик выбор… — сказал я.
— Ха! — Гесер улыбнулся. — Радуйся, что он
вообще существует.
За окнами мелькали окраины Саратова. Поезд
сбавлял ход.
Я сидел в пустом купе и смотрел на крутящуюся
стрелку.
Костя продолжал следовать за нами.
Чего он ждет?
В наушниках звучал голос Арбенина:
От обмана до обмана
С неба льётся только манна.
От сиесты до сиесты
Кормят только манифесты.
Кто-то убыл, кто-то выбыл,
Я всего лишь сделал выбор.
И я чувствую спиною:
Мы — другие, мы — иное.
Я покачал головой. Мы — Иные. Но даже если не
станет нас — люди все равно разделятся на людей и Иных. Чем бы эти Иные не
отличались.
Люди не могут без Иных. Помести на необитаемый
остров двоих — будет тебе человек и Иной. А отличие в том, что Иной всегда
тяготится своей инаковости. Людям проще. Они не комплексуют. Они знают, что они
люди — и такими должны быть. И все обязаны быть такими. Все и всегда.
Мы стоим посередине.
Мы горим костром на льдине
И пытаемся согреться.
Маскируя целью средства.
Догораем до души
В созерцающей глуши.
Дверь открылась, в купе вошел Гесер. Я стянул
наушники.
— Смотри, — Гесер положил на стол «палм». На
экране ползла по карте точка — наш поезд. Гесер мимолетно глянул на компас,
кивнул — и уверенно прочертил стилом на экране жирную линию.
— Что это? — спросил я, глядя на
прямоугольник, в который упиралась траектория движения Кости. И сам же ответил:
— Аэропорт?
— Именно. Не ждет он никаких переговоров, —
Гесер ухмыльнулся. — Рвет по кратчайшей к аэродрому.
— Это военный?
— Нет, гражданский. Какая разница? Шаблоны
знаний по пилотажу у него есть.
Я кивнул. Все оперативники имеют «про запас»
наборы полезных навыков — управление автомобилем, самолетом, вертолетом, первая
медицинская помощь, рукопашный бой… Конечно, шаблоны не дают полноценный
навыков, опытный водитель обгонит Иного с шаблоном водителя, хороший врач
оперирует несравнимо лучше. Но поднять в воздух любое транспортное средство
Костя сможет.
— Это даже хорошо, — сказал я. — Поднимем
истребители и…
— А если пассажиры? — резко спросил Завулон.
— Все лучше, чем поезд, — тихо сказал я. —
Меньше жертв.
И что-то во мне болезненно сжалось в этот миг.
Я впервые взвесил на невидимых весах целесообразности человеческие жертвы — и
счел одну чашу легче другой.
— Не поможет… — сказал Гесер. И добавил: — К
счастью. Что ему разрушенный самолет? Обернется летучей мышью и спустится.
За окном показался перрон. Тепловоз загудел,
приближаясь к вокзалу.
