— Какая удача, что я откопал портного, согласившегося сшить такой шикарный наряд! — сказал Динь, поглаживая свой леопардовый воротник. — Я просто не мог не обновить его — настолько нежна и приятна на ощупь эта шелковая ткань. Жаль, что ему не хватило времени на бархатную подстежку, а то я мог бы носить эту куртку и в холода.
И, обгоняя доктора Кабана, ученый прибавил, взглянув на него:
— Вам бы тоже следовало, милейший доктор, обновить ваш гардероб. Там были ткани различной ширины, и даже с цветочками — вам бы понравилось.
— Вы полагаете, у меня было время на такие пустяки, ученый Динь? — откликнулся врач, которому было досадно видеть, как молодой человек, гордо выгнув спину, обгоняет его в развевающейся на ветру новенькой куртке. — Пока с вас снимали мерку, я бегал по лавкам аптекарей-травников, чтобы купить хоть что-то из лекарственных трав и минералов, которых катастрофически не хватает у нас дома. У меня ведь больные, и среди них много тяжелых и даже умирающих!
И он закончил речь увесистым пинком в бок своей лошади, которая еле тащилась под тяжестью бесчисленных мешков и мешочков.
Мандарин Тан, ускакавший далеко вперед, придержал лошадь. Он беспокойно поглядывал на небо, приобретавшее багровый оттенок.
— Вот-вот стемнеет. Хорошо, что мы так продвинулись за сегодняшний день. Пора подыскать место для привала. Завтра постараемся ехать так же быстро, тогда к вечеру мы будем уже дома.
Заметив мешки доктора Кабана, мандарин спросил:
— Так вы запаслись провизией, пока я был у гадателя By?
— Что вы, господин судья! Тут нет ни пирожков со свининой, ни лягушачьих лапок, а одни лишь лекарственные растения да кое-какие минералы. Представьте себе: китайские магазины прямо кишат нашими средствами, которые эти воры-аптекари сбывают на вес золота!
— Может быть, они помогут излечить нашего друга Сю-Туня.
— Если только он еще жив, — невозмутимо отозвался доктор Кабан. — Достаточно легкой задержки дыхания, и он станет похож на своего благодетеля, мандарина Чженя.
— Тогда тем более нам следует поторопиться, — заметил мандарин и принялся подыскивать место для ночлега.
Назавтра они скакали весь день почти без передышки. Предоставив ученому болтать с доктором Кабаном о влиянии заграничной моды на местную манеру одеваться, мандарин попытался обобщить факты, которыми располагал на этом этапе своего расследования.
Вне всяких сомнений, в истории с украденными надгробиями он заметно продвинулся, ибо знал теперь, что похищают их люди, переодетые в покойников. Трюк был придуман ловко, поскольку все свидетели преступления были охвачены такой паникой, что даже не пытались вмешаться. Но кто способен создать светящуюся в темноте краску и эти зловонные шарики, от которых нежеланные свидетели падали в обморок? А главное — с какой целью эти мерзавцы воровали надгробия?
Что касалось джонки, он не нашел еще ничего, что могло бы объяснить причину крушения и смерть обеих женщин. Особенно беспокоил его тот факт, что похищенный груз был вывезен из пещеры на острове Черепахи перед самым его прибытием туда вместе с Сю-Тунем. Как пираты прознали об их поездке?
В довершение всего список, составленный Динем на основе документов скопца Доброхота, выявлял незаконный оборот товаров, производившийся с его ведома. Слишком много ценных продуктов покидало страну, а отсутствие в списке упоминаний о количестве лишь усугубляло подозрения мандарина. Бочками вывозились не только ценные незаменимые минералы, но даже лекарственные травы, о чем неустанно твердит доктор Кабан. А тут еще эти драгоценности. На чьи средства, для кого они приобретались? Мандарин пометил в уме в этот пункт, чтобы по приезде как можно скорее прояснить его.
Оглянувшись, судья оценил пройденный ими путь. Горы, через которые они перебирались накануне, выглядели далекой грядой, погруженной в знойное марево. Теперь они ехали по лесистой местности, наслаждаясь прохладной тенью. Снова повсюду слышался птичий перезвон, которого так недоставало им в горах, где тишину лишь изредка нарушал шелест крыльев какой-нибудь одинокой птицы. Еще несколько часов, и они достигнут зеленой долины, окаймляющей русло реки. Его спутники, следовавшие на некотором отдалении, были, казалось, поглощены захватывающей беседой. Динь размахивал худыми руками и, чтобы удержаться в седле, то и дело извивался всем телом самым рискованным образом, доктор же Кабан был, как всегда, элегантен, несмотря на огромное количество джутовых мешков, на которых он восседал. По крайней мере, у каждого из них есть собеседник, и они не мешают своей говорливостью ходу его мыслей.
Со вздохом мандарин был вынужден признать, что без всякого продвижения оставалось лишь дело об убийстве графа Дьема. Они нашли на месте преступления Металлический Росток и белую шелковую нить, зацепившуюся за дерево, но, кроме этого, у них не было ни одной улики, позволявшей выдвинуть хоть какую-то версию. Занятые разгадкой других загадок, они уделяли этому делу явно недостаточно времени. Для поиска новых улик необходимо было покопаться в жизни старого графа. К счастью для него, госпожа Лилия не торопила с закрытием дела. Другая бы на ее месте, совершенно растерявшись от безвременной кончины супруга, полола на нем, умоляя отменить формулировку «убийство». А он по личному опыту знал, что отделаться от цепкой старушки подчас труднее, чем от впившегося в ногу краба.
От долгой езды у него затекло все тело, и, чтобы расслабиться, он выпрямился в стременах и несколько раз согнулся и разогнулся во всех направлениях. Позвонки хрустнули, принеся немедленное облегчение, и он вновь погрузился в свои мысли.
Поездка в Китай, хоть и стала тяжелым испытанием, позволила собрать ценные сведения. Тайна недуга, которым страдал Сю-Тунь, была раскрыта, а пристрастие иезуита к «порошку холодной еды» лишь подкрепляло мнение, которое мандарин составил себе о нем. Одержимый страстью к знаниям, но при этом вынужденный держаться в строгих рамках, навязанных ему его верой, монах стремился постичь духовный и интеллектуальный мир, лежавший далеко за пределами того, что позволяло чистое размышление. Благодаря этому обману чувств, он мог преступать косные рамки своего воспитания и идти дальше принципов, считавшихся в среде его собратьев незыблемыми. Разрываясь между западной определенностью и восточной относительностью, лишь в этом уничтожении горизонтов обретал он целостность души, пусть даже ценой медленного отравления тела. Возможно ли, что в этом искусственном, ослепительном мире он обрел нового бога, более могущественного, чем бог его религии?
Тот факт, что Сю-Тунь, как и его старый покровитель, принимал этот пресловутый порошок, снимал обвинения с госпожи Аконит, которую мандарин Тан подозревал поначалу. Однако, если чай, который она предложила ему, не содержал яда, почему же, возвращаясь от нее, он почувствовал себя плохо? При воспоминании об этой женщине у мандарина сжалось сердце. Из-за своей непокорности она стала изгоем, однако, потеряв доступ в мир, к которому когда-то принадлежала, явно не придавала этому большого значения. Как же могла она проявлять такое равнодушие к своему падению? Вернувшись в мыслях к встрече с гадателем By, мандарин нахмурился: теперь он знал одну деталь, которая могла представить темное прошлое госпожи Аконит совсем в ином свете.
