— Леди Исабель…
— …вышла из спальни, как я и сказал, со свечой в руке. К этому времени Юлианы уже не было видно. В ту минуту мне не показалось странным, что, передавая мне свечу, леди Исабель была такой спокойной, а потом, когда я наклонился над телом и поднял нож, вдруг закричала. Моей единственной заботой было защитить Юлиану. Джордж рассказывал мне, как Генри мучил ее последние месяцы. Мне он тоже говорил о ней всякие неприглядные вещи. — Роберт пожал плечами: — Я даже не совсем понимаю, зачем. Возможно, он ревновал. Я почти уверен, что их отец больше любил Юлиану, да и вы сами слышали, как он разговаривал с Генри. Неважно, какова была причина, но я подумал, что Генри наткнулся на сестру в темном коридоре, напал на нее, а она в борьбе пырнула его ножом.
— И вы позволили ее мачехе созвать толпу свидетелей, когда сами держали кинжал, а ваши руки были испачканы его кровью? Вы не спрашивали себя, почему Юлиана не поспешила прийти к вам на помощь?
Роберт пожал плечами.
— Какое-то время я оставался при своих умозаключениях, потом подумал, что, верно, мачеха слышала их ссору и поступила так, чтобы спасти Юлиану. Хотя я точно не знал, что произошло, я, тем не менее, чувствовал себя обязанным хранить молчание, защищая обеих. — Его лицо покрыла краска смущения. — Честно говоря, Томас, я не всегда понимаю женщин. Мне легче находить общий язык с волами, овцами, ну, может быть, с козами.
Томас улыбнулся.
— Впоследствии Юлиана и правда взяла всю вину на себя, сказав, что это она убила брата. Но вот Исабель с самого начала сделала так, что все улики указывали на вас. — Он кивнул в ту сторону, где стояла Исабель: — Вы могли возненавидеть ее за это.
— Зачем, брат? Разве не должны мы прощать должникам нашим? Я не болтаюсь в петле со сломанной шеей, а леди Исабель лишилась хорошего мужа. Я думаю, ей еще предстоит страдать гораздо больше меня, она уже и так очень многого лишилась.
Воистину, подумал Томас, из Роберта получился бы хороший монах, реши он избрать это поприще. Он, однако же, его не избрал, и монашеская жизнь не кажется ему привлекательной. На какое-то мгновение Томас усомнился, действительно ли в ночь убийства Генри Роберт оказался там, потому что хотел просить совета у отца, как он говорит, или он все же не устоял перед соблазном забраться в кровать к Исабель. Впрочем, теперь это было уже неважно.
— Вы лучше меня, — сказал он вслух, — и вы заслуживаете хорошей жены. Теперь, наверное, будете горевать о потере своей возлюбленной?
— Как я говорил вам какое-то время назад, — грустно сказал Роберт, — мы с Юлианой подходили друг другу, но ни она, ни я не горели желанием вступить в этот союз. Я сказал ей, что она свободна следовать своему призванию, и пожелал ей удачи в этом. Мой отец согласился, — Роберт засмеялся, — хотя и скрипел зубами: так жалко было земель.
— Я буду скучать по вашим шуткам.
— А я по вашим. Я ведь не забыл, что вы мой должник за те обидные слова по адресу моей бывшей невесты. Не думайте, что вам удастся уйти без расплаты — доброго вина и славных историй о вашем прошлом, обещанных мне.
— Я обещаю угостить вас вином и позабавить рассказами, Роберт, — подтвердил Томас, тщательно выбирая слова.
— А до тех пор, брат, прощайте и берегите мою сестру. Похоже, насилие ищет ее компании чаще, чем это прилично — все равно, для женщины или для мужчины, — Роберт поднял руку и мягко пожал ладонь Томаса своей жесткой и шершавой ладонью.
Роберт — сельский житель, подумал Томас, внешне грубый, но с преданным и любящим сердцем. Наверное, в конце концов, он сам начал терпимее относиться к деревне, одновременно делаясь более смиренным иноком. Он поднял глаза и взглянул в высокое серое небо. Воистину смиренным. Разве не согласился он произнести ложь, которую сочинила его настоятельница, чтобы правда об убийстве вышла на свет? Разве он не хранил молчания, подозревая барона?.. Нет, сказал он себе, сейчас не время думать обо всем этом. Лучше он прибережет эти мысли для долгой дороги назад, в Тиндал.
Томас снова перевел взгляд вниз, на брата своей настоятельницы, и усмехнулся.
— Я обещаю делать все, что в моих силах, Роберт, но она руководствуется собственным суждением, решая, куда ей идти и что делать.
* * *
Когда Роберт ушел, сестра Анна, устроившаяся на своем ослике далеко не так удобно, как Томас на лошади, посмотрела на монаха.
— У вас грустный вид, брат, — кивнула она в сторону удаляющейся фигуры. — Неужели вы так сильно будете по нему скучать?
Он улыбнулся, но в глазах блеснули непролитые слезы.
— Я буду скучать по Роберту, сестра, — он мне друг. Но с кем мне по-настоящему тяжело расставаться, так это с Ричардом.
Анна протянула руку и ласково потрепала по шее лошадь Томаса — единственное прикосновение, которое она могла себе позволить к мужчине, не испытывая неловкости.
— И ему тоже будет вас не хватать — ваших сказок и ваших великих познаний по части ухода за игрушечными лошадками. Но не печальтесь. Я слышала, наша настоятельница пригласила мальчика погостить в Тиндал, когда станет теплее.
— Занятно поглядеть, как он будет охотиться на чудовищ в монастырских галереях. — Томас взглянул на Ричарда, который стоял теперь, держа игрушечного коня, и разговаривал с высоким солдатом. Когда Томас прощался с мальчиком, он почувствовал, что Ричарду так же не хочется разрывать объятия, как и ему самому.
— Воистину, такие слова могут показаться странными в устах монаха, но я люблю парнишку, как если бы он был мой собственный сын.
— Вовсе не странно, брат. У него милый нрав, и мое сердце он тоже успел завоевать. — На какое-то мгновение по ее лицу скользнула тень глубокой и необъяснимой грусти, потом оно снова прояснилось, и Анна сказала:
— Что касается упражнений по ловле драконов в галереях Тиндала, — она с улыбкой указала на голову Томаса, — он может решить, что с вашими рыжими волосами из вас выйдет отличный дракон. Хотя, возможно, ваше умение делать игрушечных лошадок и спасет вам жизнь. Мальчик не захочет расстаться с конем, которого вы ему подарили, и я уверена, что возьмет Гринголета с собой, когда приедет к нам погостить. К тому времени ему уже будет что порассказать о своих отважных подвигах, когда они вместе одолеют множество вымышленных чудовищ.
— Ричард в Вайнторп-Касле и так прослыл настоящим героем. Его слава как человека, выведшего на чистую воду убийцу и спасшего своего дядю Роберта, распространилась от каменной стены до деревянных ворот. Ему не нужно придумывать истории, достаточно одной истины.
— Вы и правда говорите как отец, гордый за сына! Нет, вам не из-за чего краснеть, брат. В таком чувстве нет ничего стыдного.
Томас улыбнулся монахине.
— Я всего лишь любящий дядя, но я слышал, что лорд Хью души в нем не чает и как он радовался, когда принес сына в семью. Поэтому я не сомневаюсь, что его отец будет гордиться им, когда услышит о его подвигах этой зимой.
