Звук оловянного кубка, стукнувшегося о каменную стену, отдался гулом, словно ударили в треснувший церковный колокол.
Адам уставился на дочь. Его лицо побледнело, словно он увидел привидение.
— Дитя мое, — еле слышно выговорил он, — с тех пор как твоя мать умерла, я не видел, чтобы женщина делала такие вещи!
— У нее были те же причины, что и у меня, да, милорд?
Лицо Элинор тоже стало белым, но скорее от разочарования, чем от бешенства.
— Она говорила мне, что иногда я недооцениваю ее способности понимать.
Какое-то мгновение отец и дочь смотрели друг на друга, он — с удивлением и погруженный в воспоминания, она — отходя от приступа гнева, но тем не менее полна упрямой решимости.
Отец первым опустил глаза, хотя в уголках его губ пряталась улыбка.
— Очень хорошо. Я вижу, мне пора перестать видеть в тебе наивного ребенка. Многие при дворе говорили мне, что у себя в ордене моя дочь заслужила славу находчивой женщины, ум которой опережает возраст. Думаю, будет лишь справедливо, если и я стану так к ней относиться.
Элинор опустила голову. Она чувствовала, как на щеках проступает румянец, вызванный радостью от трудно заслуженной похвалы.
— Я полагаю, что моя мать тоже хотела бы этого, милорд, — теперь она говорила примирительно.
Адам грустно улыбнулся дочери и его рука сделала, пусть едва уловимое, движение в сторону ее руки. Но он тут же быстро убрал ее, избегая малейшего прикосновения.
— Да, девочка, — сказал он, и его голос чуть заметно дрожал, — она бы этого хотела.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Как он умер? — спросил Томас, глядя, как двое уводят лошадь, на которой покачивалось тело Хьювела, верного слуги.
Какую-то минуту Роберт молчал. Потом он отвернулся.
— Похоже, это был несчастный случай. По словам сэра Джеффри, лошадь понесла и сбросила Хьювела. Он в одно мгновение сломал себе шею, — Роберт сглотнул. — Хьювел в это время скакал вместе с Генри. Генри, конечно, следовало думать, прежде чем хлестать коня, но лошадь все равно не должна была так вот взвиваться на дыбы.
Роберт провел рукой по глазам и добавил резким от гнева голосом:
— Хьювела нам будет очень не хватать.
Томасу несчастный случай показался на первый взгляд вполне правдоподобным объяснением. С другой стороны, невольно подслушанные слова сэра Джеффри о душе Генри, которая отправится в ад, пробудили в нем сомнение. Возможно, было что-то еще, какая-то деталь, опущенная в рассказе, содержавшая ответ на вопрос, почему понесла именно эта лошадь. То, как об этом рассказал Роберт, заставило Томаса заподозрить, что тому смерть слуги представляется отнюдь не случайной.
— Лорд Генри, по-видимому, боится, как бы другие не сочли его в какой-то мере виновным в том, что произошло, — сказал он, с любопытством ожидая, что ему ответит Роберт.
— Лорд Генри полагает, что он, а не сотворенная Богом земля должен быть помещен в центр вселенной. Идет ли речь о хорошем или о плохом, он не выносит, когда его персона оказывается не в центре внимания.
Интересный ответ, подумал Томас. Старательно обходит самое главное: небрежность ли, несчастный случай или намеренное действие вызвало смерть слуги.
— А та женщина, которая так горевала о Хьювеле? Это его сестра или жена?
— Вдова. В крепости, где полно солдат, она недолго останется без мужа. Но у этих двоих были дети. Пусть Генри и не удосужился сунуть ей в руку медный грош, но отец его великодушнее. Мы тоже не позволим семье голодать. Но даже обещание, что желудки их будут полны, а в очаге будут гореть дрова, не прогонит из сердец малышек этой зимой горечи и страха оттого, что умер их отец.
Томас молча кивнул и повернулся, ища глазами будущего шурина Роберта. Генри стоял с двумя женщинами, которые тоже были на сегодняшней прогулке, что закончилась так печально. Насколько можно было судить издалека, лицо его уже перестало так ярко пылать, но он по-прежнему оживленно размахивал руками. Томас кивнул головой в сторону лейвенхэмского наследника.
— Медный грош? Он что, всегда был таким черствым?
— С детства, — резко бросил Роберт. Потом покачал головой: — Простите меня, Томас. Гнев, который пробудила во мне эта жестокая смерть, просто ослепил меня, лишив последней беспристрастности. Хьювел был не только хорошим человеком, но еще и верным слугой и одним из товарищей брата. Несмотря на разницу в положении и знатности, они часто шутили о родстве своих имен. Я страшусь сообщать брату в письме эту новость — особенно сейчас, когда он на войне. Хью будет глубоко скорбеть, как и мы все. — Роберт поспешно поднес руку к глазам, словно в них попала грязь, но Томас понял, что причиной была не пыль, а слезы. — Это правда, — он заговорил дальше, — мы с Генри никогда не ладили, даже когда были детьми. В нем всегда было слишком много злости, но он не стремился вызвать противника на поединок. Я так думаю, что, если мужчины спорят, они должны мириться с тем, с чем могут, а когда не могут, то честно обмениваться ударами. Будь Генри монахом, которому положено подставлять другую щеку, я бы счел его храбрецом. Но он нападает исподтишка…
Роберт помолчал, потом добавил:
— Этого, наверное, довольно. И так ясно, что я никогда не любил Генри. Если бы сегодня на конной прогулке вместо него был его младший брат Джордж, уверен, сейчас жена Хьювела целовала бы теплые губы мужа, а не омывала его мертвое лицо слезами.
В его голосе явственно слышалась горечь.
— Тогда жаль, что тот — всего лишь второй сын.
Роберт кивнул с рассеянным видом.
— А сэр Джеффри?
Перед тем Томас наблюдал, как пожилой человек ласково погладил обрубком руки шею лошади, а потом повернулся к слуге и стал давать ему указания, как устроить ее в конюшне. Когда лошадь увели, рыцарь сунул в рот левую перчатку и зубами нетерпеливо сорвал ее. Кожаная перчатка упала на землю. Наклоняясь, рыцарь пробормотал проклятие. Он сердито выхватил ее из лужи и заткнул за пояс. Томасу это движение показалось слишком уж резким для подобного пустяка. Разве он недавно потерял руку?
— Он отец леди Юлианы и двух ее братьев. Хороший рыцарь. Мужчина, каким лорду Генри никогда не стать. Как видите, у него нет правой руки. Очень жаль.
— Он потерял руку в восстании Монфора?
— Нет, это произошло не в бою. Странный несчастный случай во время турнира, — объяснил Роберт. — Он ждал своей очереди на арене, когда его коня, кажется, ужалила пчела. Лошадь сбросила его и взвилась на дыбы. Удар переднего копыта пришелся сэру Джеффри по запястью, раздробив кости. Руку пришлось отрезать.
— С потерей руки закончилась и его военная служба?
— Конечно. Но, как говорят искренне верующие люди, Бог благоволил ему. Он был младшим сыном, который, когда не сражался в войске короля, зарабатывал свой хлеб турнирами. Пока он поправлялся, его старший брат умер от лихорадки, оставив ему земли Лейвенхэма и титул. Сейчас он богатый человек.
