Вот эта новость дозорных явно не обрадовала. И
Тимур, и Нодир теперь выглядели не то чтобы огорченными, но смущенными.
Валентина Ильинична покачала головой.
— Кажется, я вас расстроил? —
поинтересовался я. Распитая вместе бутылка вынуждала к откровенности. —
Объясните, в чем дело? Почему вы так относитесь к Алишеру? Из-за того, что его
отец — девона?
Дозорные переглянулись.
— Дело не в том, кто его отец, —
сказала Валентина Ильинична. — Он хороший мальчик, Алишер. Но он… очень
резкий.
— Разве?
— Возможно, он изменился в Москве, —
предположил Тимур. — Но Алишеру всегда хотелось воевать. Не в свое время
он родился.
Я задумался. Конечно, в нашем Дозоре Алишер
всегда предпочитал работать на улицах. Патрули, стычки, задержания — мало что
обходилось без него…
— Ну… у нас это как-то более
естественно, — сказал я. — Москва — большой город, жизнь напряженнее.
Но Алишер очень скучает по родине.
— Нет, мы рады, конечно же! —
спохватилась Валентина Ильинична. — Так давно Алишера не видели. Правда,
мальчики?
«Мальчики» с наигранным энтузиазмом
согласились. Даже Мурат отозвался с кухни, что очень скучает по Алишеру.
— А скоро подойдет Афанди? — спросил
я, уводя разговор с неловкой темы.
— И впрямь, — забеспокоилась
Валентина Ильинична. — Уже третий час…
— Так он давно пришел, — снова
откликнулся с кухни Мурат. — Ходит по двору с метлой, я его в окно вижу.
Наверное, решил, что его попросят плов готовить…
Нодир быстро прошел к двери, позвал:
— Афанди! Что ты делаешь?
— Двор мету, — с достоинством
отозвался пятый сотрудник самаркандского Дозора. Судя по голосу, он не только
родился триста лет назад, но и телом был немолод.
Нодир повернулся, виновато развел руками.
Снова позвал:
— Афанди, заходи, у нас гость!
— Знаю, что гость. Потому и мету!
— Афанди, но гость уже в доме! Зачем же
ты убираешь на улице?
— Э, Нодир! Не учи меня, как принимать
гостей! Когда гость еще на улице — все убирают в доме. А если гость в доме — то
надо прибирать на улице!
— Как хочешь, Афанди! — посмеиваясь,
сказал Нодир. — Тебе виднее, конечно. А мы пока будем кушать виноград и
пить коньяк.
— Постой, Нодир! — встревоженно
отозвался Афанди. — Неуважением к гостю будет не покушать с ним за одним
столом!
Через мгновение Афанди уже стоял в дверях.
Выглядел он донельзя нелепо. На ногах — расшнурованные кроссовки, из одежды —
подпоясанные советским солдатским ремнем синие джинсы и белая нейлоновая рубаха
с разномастными пуговицами. Нейлон — материал прочный. Рубашке было, пожалуй,
лет двадцать или тридцать. Сам Афанди оказался гладко выбритым (впрочем, судя
по клочкам газетной бумаги, которыми были залеплены порезы на подбородке, это
стоило ему немалого труда) и плешивым стариком лет шестидесяти. Окинув
одобрительным взглядом стол, Афанди прислонил к косяку длинную метлу и бойко
подскочил ко мне.
— Здравствуй, уважаемый! Да будет твоя
Сила прибывать, будто пыл юнца, раздевающего женщину! Да достигнет она второго
уровня и даже первого!
— Афанди, наш гость — Высший маг, —
заметила Валентина Ильинична. — Зачем желаешь ему второго уровня?
— Молчи, женщина! — отпуская мою
руку и усаживаясь за стол, произнес Афанди. — Неужели ты не видишь, как
споро исполнилось мое пожелание и даже было превзойдено?
Дозорные засмеялись. Впрочем, совершенно не
обидно. Афанди — я просканировал его ауру и понял, что старик находится на
самом низком уровне Силы, — был в самаркандском Дозоре за шута. Но за
любимого шута, которому и любую глупость простят и которого в обиду никому не
дадут.
— Спасибо на добром слове, отец, —
сказал я. — И впрямь — твои пожелания сбываются быстро.
Старик закивал, с удовольствием забрасывая в
рот половинку персика. Зубы у него были отличные — если за внешностью он не
следил, то такому важному органу явно придавал большое значение.
— Тут одни молокососы, — пробормотал
он. — Уверен, они даже не смогли принять тебя как следует. Как тебя зовут,
добрый человек?
— Антон.
— Меня зови Афанди. Это значит —
мудрец, — старик обвел дозорных строгим взглядом. — Если бы не моя
мудрость, давно бы уже силы Тьмы, да засохнут они в корчах и сгорят они в аду,
выпили их маленькие сладкие мозги и сжевали большие жилистые печенки!
Нодир с Тимуром захохотали.
— Почему печенки жилистые, я
понял, — разливая коньяк, произнес Нодир. — А почему мозги сладкие?
— Да потому, что мудрость горька, а
глупость и неведение — сладки! — опрокидывая вслед за персиком бокал коньяка,
произнес Афанди. — Эй! Эй, глупец, что ты делаешь!
— Что? — Тимур, собиравшийся
закусить коньяк виноградом, вопросительно посмотрел на Афанди.
— Нельзя закусывать коньяк виноградом!
— Почему?
— Это то же самое, что варить козленка в
молоке его матери!
— Афанди, только евреи не варят козленка
в молоке!
— А ты варишь?
— Нет, — растерялся Тимур. —
Зачем его в молоке-то…
— Вот и коньяк виноградом не закусывай!
— Афанди, я только три минуты знаком с
вами, но уже вкусил столько мудрости, что буду переваривать ее целый
месяц. — Я встрял в разговор, привлекая к себе внимание старика. —
Мудрый Гесер послал меня в Самарканд. Он просил разыскать своего старого друга,
которого когда-то звали Рустам. Не знаете ли вы Рустама?
— Конечно же, знаю, — кивнул
Афанди. — А кто такой Гесер?
— Афанди! — Валентина Ильинична
всплеснула руками. — Ну не может быть, чтобы ты не слыхал про Великого
Гесера!
— Гесер… — задумчиво сказал
старик. — Гесер, Гесер… Это не тот Светлый маг, что работал в Бинкенте
золотарем?
— Афанди! Как ты можешь путать Великого
Гесера с каким-то золотарем! — Валентина Ильинична была шокирована.
— Ах, Гэсэр! — Афанди
закивал. — Да, да, да! Ольджибай, победитель Сотона, Лубсана и Гуркара.
Кто же не знает старика Гэсэра?
