Дэв вздрогнул. Свободной рукой почесал грудь,
куда пришелся удар. Тонкие струйки дыма вились за его ладонью будто волосы.
Потом дэв принялся хохотать, по-прежнему сжимая член, уже увеличившийся до
размеров бейсбольной биты. От дэва шел жар — не живое тепло, а горячий воздух,
как от разгоревшегося костра.
Не такой уж он и безмозглый. Куда глупее я,
ударивший знаком смерти существо, которое и так не является живым.
— Ай, шайтан, шелудивый пес, порочный
отпрыск больного глиста! — раздался за спиной дэва знакомый голос. Старик
Афанди ухитрился-таки войти на второй слой Сумрака! И мало того что вошел —
крепко ухватил дэва за хвост и попытался оттащить от меня!
Чудовище медленно повернулось, словно
недоумевая, кто посмел обращаться с ним так бесцеремонно. Прекратило чесаться —
и занесло над стариком сжатую в кулак ручищу. Он же его по уши в землю вгонит!
А я судорожно просеивал хлам, скопившийся в
моей голове. Все, что касалось големов, от первых занятий и до когда-то
услышанных от Семена баек. Дэв — это тот же голем. Големы уничтожимы! Голем…
големы… големы каббалистические, големы мотивированные и свободные, големы для
развлечений и забав, големы деревянные… о невозможности создания пластикового
голема… заклинания против големов… Ольга однажды рассказывала… никому больше не
нужное умение… а заклинание-то в принципе несложное, только Силы много берет…
— Прах! — выкрикнул я, выбрасывая
руку в направлении дэва.
Теперь все зависело от того, правильно ли я
сложил знак. Как обычный кукиш, широко использующийся в магических пассах,
только мизинец выставлен вперед, параллельно большому пальцу. Не зря, ох не зря
нас целый месяц учат растягивать пальцы. Любой пианист позавидует…
Монстр застыл. Потом медленно развернулся в
мою сторону. Красный огонь в его глазах погас. Дэв тонко заскулил, будто щенок,
которому прижали лапу. Разжал ладонь. Пенис отвалился и рассыпался горой искр,
будто вылетевшая из костра головешка. Затем стали осыпаться пальцы на руках.
Дэв уже не скулил — всхлипывал, протягивая ко мне беспалые руки и мотая
ослепшей головой.
Вот так их и укрощали великие маги Востока…
Я держал и держал знак Праха, позволяя силе
течь сквозь меня. Долго — минуты три по времени второго слоя, пока дэв
окончательно не обратился в горстку пепла.
— Холодно, а? — сказал Афанди,
приплясывая. Подошел к останкам дэва, вытянул руки, потер их, согревая. Потом
плюнул на пепел, пробормотал: — У, сын греха и отец мерзости…
— Спасибо, Афанди, — сказал я,
поднимаясь с заиндевелой земли. На втором слое и впрямь было ужасно холодно.
Хорошо хоть, каким-то чудом я ухитрился даже не потерять сумку с вещами, она
так и болталась у меня на плече. Хотя… не было ли это чудо наложенным Светланой
заклинанием сродства? — Спасибо, дедушка. Пойдемте отсюда, вам трудно тут
долго находиться.
— Ай, спасибо, могучий воин. —
Афанди просиял. — Ты сказал мне спасибо? Я буду гордиться этим всю свою
бесцельную жизнь! Победитель дэва похвалил меня!
Я молча взял его под локоть и потащил на
первый слой. В уничтожение дэва я всадил столько Силы, что и мне самому было
трудно находиться в Сумраке.
Глава 4
В чайхане было сумрачно и грязно. Под
потолком, вокруг слабых лампочек в загаженных абажурах, кружили с жужжанием
жирные мухи. Мы сидели на засаленных и пестрых не то подушках, не то маленьких
матрасиках вокруг низенького, сантиметров пятнадцать от пола, стола. Самого
обычного стола, только с укороченными ножками. На столе была скатерть — яркая,
но тоже грязная.
В России такое кафе мгновенно бы закрыли. В
Европе посадили бы владельца в тюрьму. В США собственнику влепили бы
немыслимого размера штраф. А где-нибудь в Японии хозяин подобного заведения от
стыда сам сделал бы себе сеппуку.
Но таких вкусных запахов, как в этой
маленькой, совершенно не туристической чайхане, я нигде не слышал!
Оторвавшись от преследования, мы разделились.
Темный ушел искать своих и докладывать о происшедшем. Валентина Ильинична и
Нодир отправились собирать Светлых, состоящих в резерве Дозора, отзваниваться в
Ташкент, просить подкрепление. А мы с Алишером и Афанди поймали такси и
добрались до этой чайханы на окраине Самарканда, рядом с небольшим базаром. У
меня зародилось подозрение, что базаров в Самарканде больше десятка и уж точно
больше, чем музеев и кинотеатров вместе взятых.
По пути я наложил на себя заклинание личины и
стал двойником Тимура. Молодые маги почему-то считают дурной приметой принимать
внешность покойника. Поверья с этим связаны самые разные, от «скоро умрешь» и
до «чужих привычек нахватаешься». Можно подумать, что привычки — это блохи,
которые после смерти хозяина разбегаются по сторонам в поисках кого-то
максимально похожего… Я никогда не был суеверным, так что принял внешность
Тимура без колебаний. Все равно надо было замаскироваться под местного.
Приезжий с европейской внешностью и в этой чайхане выглядел бы так же нелепо,
как папуас на сенокосе в русской деревне.
— Здесь очень вкусно кормят, —
объяснил Алишер вполголоса, сделав заказ. Я, не понимая по-узбекски ни слова, в
присутствии молодого парнишки-официанта молчал. Афанди, к счастью, тоже: только
временами крякал, потирал залысину и гордо поглядывал на меня. Видимо, взгляд
подразумевал: «Как мы этого дэва, а?» Я послушно кивал в ответ.
— Верю, — ответил я. У стены стояла
здоровенная китайская магнитола с огромными хрипящими динамиками и мигающими
разноцветными лампочками. Играла кассета с чем-то национальным, исходно
интересным, но безнадежно испорченным переделкой в ритмы поп-музыки и качеством
магнитолы. Но зато громкость звука была достаточной, чтобы спокойно говорить
по-русски, не рискуя вызвать удивленные взгляды соседей. — Пахнет вкусно.
Только, извини, грязновато тут.
— Это не грязь, — ответил
Алишер. — Точнее, не та грязь. Знаешь, когда в Россию приезжают из
Западной Европы, тоже морщатся: мол, грязно у вас везде. А ведь грязно не
оттого, что не убирают! В России почвы другие, больше эрозия земли, в воздухе
от этого пыль и она повсюду оседает. Вымыл тротуар с мылом, так в Европе он три
дня останется чистым, разве что клочок бумаги ветром принесет. А в России хоть
языком вылизывай, пыль через час снова осядет. В Азии пыли еще больше, поэтому
и европейцы, и русские говорят: «Грязь, бескультурье, дикость!» Неправда это!
Просто местность такая! В Азии если пахнет хорошо — это не грязь. В Азии надо
верить не глазам, а носу!
— Любопытно, — сказал я. —
Никогда не задумывался об этом. Наверное, поэтому на Востоке глаза у людей
узкие, зато носы большие?
Алишер мрачно посмотрел на меня. Потом
вымученно рассмеялся:
