— Сейчас я из тебя самого лагман
сделаю, — пообещал я официанту. — И накормлю им твоего брательника.
За чайханой следят?
— Не… не знаю… — Официант сразу
понял, что, несмотря на мою внешность, надо говорить по-русски. — Я не
знаю, мне велели!
— Пшел вон! — велел я,
вставая. — Чаевых не будет.
Официант бросился к двери на кухню. А
посетители тем временем принялись покидать чайхану, по такому случаю решив
обойтись без платы. Что их так напугало — мои слова или интонации?
— Антон, штаны себе не прожги, —
сказал Алишер.
Я опустил глаза — в моей правой ладони с
шипением крутился файербол. Я разозлился настолько, что заклинание «с кончика
пальцев» вышло на пусковую стадию.
— Спалить бы этот гадючник… в
назидание, — процедил я сквозь зубы.
Алишер молчал. То неловко улыбался, то
морщился. Я прекрасно понимал, что он хочет сказать. Что эти люди не виноваты.
Им велели, и они не могли воспротивиться. Что эта небогатая чайхана — все, что
у них есть. Что с нее кормится две-три большие семьи с детишками и стариками.
Но он молчал, потому что в данном случае я был вправе устроить маленький пожар.
Человек, пытающийся отравить трех Светлых магов, заслуживает воспитательных
мер. В назидание и себе, и другим. Мы Светлые, а не святые…
— Шурпа хорошая была, — тихо сказал
Алишер.
— Пошли сквозь Сумрак, — сказал я,
превращая файербол в струйку жидкого пламени и выливая ее на блюдо с пловом.
Рис и мясо превратились в головешки вместе с мышьяком. — Не хочется мне
что-то мелькать в дверях. Слишком быстро работают, твари.
Алишер с благодарностью кивнул, встал, для
верности растоптал угольки на блюде ногами и опрокинул туда два чайника.
— Зеленый чай тоже был хорош, —
согласился я. — Слушай, ведь чай вроде как простецкий. Гадкий чай, если
честно. А очень вкусный!
— Тут главное — правильно
заварить, — с облегчением подхватил разговор Алишер. — Когда чайнику
пятьдесят лет и его ни разу не мыли… — Он запнулся, но, не обнаружив на
моем лице ярко выраженного отвращения, продолжал: — В этом-то и вся хитрость!
На стенках изнутри образуется такая хитрая корочка из танинов, эфирных масел и
флавоноидов…
— А разве в чае содержатся
флавоноиды? — удивился я. Снова повесил сумку на плечо. Едва не забыл.
Белье — ладно, но в сумке комплект боевых амулетов от самого Гесера и пять
толстых пачек баксов!
— Ну, может, я и путаю… — согласился
Алишер. — Но дело именно в этой корочке, она позволяет заваривать чай
словно в скорлупе из чая…
Уже привычно подхватив Афанди под руки, мы
вошли в Сумрак. Хитрый старик не спорил, даже наоборот, поджал ноги и повис
между нами, гнусно хихикая и покрикивая: «Но! Но!» Я подумал, что если все-таки
вопреки воспоминаниям Гесера Афанди и есть Рустам — не посмотрю на возраст.
Обложу таким русским народным, что у него уши в трубочку свернутся.
Глава 5
Честно говоря, я бы предпочел «уазик» или
«ниву». Не из патриотических соображений, а потому что джип «тойота» не самая
распространенная в Узбекистане машина. А маскировать ее при помощи магии — все
равно что размахивать над головой флагом и вопить: «Мы здесь! Кто на
новенького?»
Но Афанди очень уверенно сказал, что дорога
нас ждет плохая. Совсем плохая. Единственная «нива», на которую мы наткнулись
поблизости от чайханы, была в таком ужасающем состоянии, что подвергать
старушку издевательствам было и стыдно, и неразумно.
А «тойота» была новенькая, укомплектованная по
полной программе, как это принято в Азии — если уж можешь себе позволить купить
дорогую машину, то пусть в ней будет все! И спортивный глушитель, и стойка для
велосипедов (на которые толстопузый хозяин с детства не забирался), и
сиди-чейнджер, и форкоп, и накладки на порожки — в общем, вся та красиво
блестящая фигня, которую придумывают производители, чтобы задрать цены в
полтора раза от номинальной.
Хозяин машины был, похоже, и хозяином местного
рынка. Выглядел он обычным узбекским баем, как их рисовали в старых мультиках и
карикатурах, то есть с тем же правдоподобием, что толстый капиталист с
неизменной сигарой в зубах. Наверное, ирония судьбы заключалась в том, что все
представления о внешнем виде богатого человека этот немолодой мужчина почерпнул
из детских мультфильмов и модных европейских журналов. Он был толстый. В
тюбетейке, расшитой золотыми нитями. В дорогущем и явно тесном ему костюме. В
не менее дорогом галстуке, который, вне всякого сомнения, несколько раз
заляпали жирной пищей, а потом, не мудрствуя лукаво, постирали в машинке. В
начищенных туфлях, совершенно неуместных на пыльной улице. В золотых перстнях
со здоровенными синтетическими камнями, «дурмалинами», как их ехидно называют
торговцы ювелирными украшениями. Тюбетейка долженствовала символизировать его
близость к народу, а все остальное — европейский лоск. В руке он сжимал
мобильник — дорогой, но приличествующий скорее богатому молодому остолопу, а не
солидному бизнесмену.
— Пойдет нам эта машина? — спросил я
Афанди.
— Хорошая машина, — согласился
Афанди.
Я еще раз огляделся — Иных поблизости не
наблюдалось. Ни враждебно настроенных, ни союзников, ни обычных, живущих среди
людей. Ну и замечательно.
Выйдя из Сумрака, я всмотрелся в лицо
владельца внедорожника. Потом легонько коснулся его Силой. Подождал, пока он
повернулся ко мне, недоуменно морща густые брови. Улыбнулся и послал в его
сторону два заклинания, чьи точные названия были слишком вычурны. В быту их
называют «сколько лет, сколько зим» и «не разлей вода».
Лицо современного бая расплылось в ответной
улыбке.
Двое сопровождавших его парней — то ли
охранников, то ли дальних родственников, а скорее всего и то, и другое вместе,
настороженно уставились на меня. В Сумраке с меня смыло небрежно наложенную
личину Тимура. И незнакомый русский, который, раскинув руки, шел навстречу их
начальнику, вызывал естественное подозрение.
— А! Сколько лет, сколько зим! —
закричал я. — Старый друг моего отца!
К сожалению, он был старше меня лет на
двадцать. Иначе прошла бы версия однокашника или «помнишь, как служили вместе,
брат!». Впрочем, «служили вместе» в последнее время очень часто не срабатывает.
Человека клинит в попытке честно вспомнить, как он служил с тобой вместе и как
это вообще могло случиться, если он честно откупился от армии за стопку зеленых
бумажек американского производства. Некоторые зарабатывают серьезный невроз на
этой почве.
— Сын моего старого друга! — завопил
мужчина, открывая мне объятия. — Где ты был так долго?
