Надо мной медленно светлело небо. Гасли непривычно
крупные южные звезды. Я отхлебнул еще «колы» из бутылки и добавил:
— За амулеты спасибо. Все в самую точку.
Но теперь выдерни нас отсюда. Если припрется еще один психопат…
— Антон. — Голос Гесера стал
мягче. — Что случилось?
— Имели жаркую беседу с Эдгаром.
Гесер помолчал и спросил:
— Он жив?
— Жив. Ушел порталом. Но вначале долго
пытался нас прикончить.
— Наш друг Инквизитор сошел с ума?
— Возможно.
Гесер что-то замурлыкал в трубку, и я внезапно
понял, что шеф размышляет — как получше использовать эту информацию в разговоре
с Завулоном. Как посильнее унизить Темного рассказом про его бывшего
подопечного.
— Гесер, мы очень устали.
— За вами прилетит вертолет, —
сказал Гесер. — Провесить портал — это будет очень тяжело. Подождите
чуть-чуть, я свяжусь с Ташкентом. Вы… у Рустама?
— Мы на плато, где вы били Темных Белым
Маревом.
Мне не так часто удается смутить Гесера, чтобы
позволить себе упустить такой момент.
— Вертолет будет скоро, — сказал
Гесер, помедлив. — Ты говорил с Рустамом?
— Да.
— Он ответил?
— Ответил. Но не на все вопросы.
Гесер облегченно вздохнул:
— Хорошо, что хоть на что-то… Не пришлось
его… э… уламывать?
— Нет. Все четыре браслета я разрядил в
Эдгара.
— Да? — Гесер веселел с каждым моим
словом. — И что удалось узнать?
— Имя вампира, вместе с которым орудует
Эдгар.
— Ну? — помолчав секунду, сказал
Гесер. — Кто?
— Саушкин.
— Этого не может быть! — рявкнул
Гесер. — Чушь собачья!
— Значит, заклинания не сработали.
— Мои заклинания не могли не сработать.
Это ты мог промазать, — чуть мягче произнес Гесер. — Антон, не надо…
интеллигентских заморочек. Приедешь — я покажу тебе то, что не хотел
показывать.
— Весь в предвкушении, — фыркнул я.
— Я говорю об останках Константина
Саушкина. Они хранятся у нас, в Дозоре.
Настала моя пора замолчать. А Гесер сказал:
— Мне очень не хотелось тебя лишний раз
расстраивать. Обугленные кости — не самое веселое зрелище… извини за случайный
каламбур. Константин Саушкин мертв. В этом нет никаких сомнений. Даже Высший
вампир не способен жить без черепа. Все. Расслабься. Ждите вертолет.
Я прервал связь. Посмотрел на Алишера — тот
лежал неподалеку, жевал шоколад. Сказал:
— Гесер сказал, что останки Саушкина
хранятся у нас.
— Да, — спокойно ответил
Алишер. — Я видел. Череп, в который вплавлено стекло от скафандра. Мертв
твой Саушкин.
— Ты не переживай, — подал голос
Афанди. — Бывает так, под любым заклятием можно исхитриться, да и соврать.
— Не мог он соврать… — прошептал я, вспоминая
лицо Эдгара. — Нет, не мог…
Поднеся телефон к глазам, я забрался в меню
плеера. Включил случайное воспроизведение. Услышал женский голос под тихий
перебор гитары и положил трубку рядом. Крошечный динамик старался изо всех сил.
Мы раньше вставали с восходом солнца
И жили тысячу лет.
А потом кто-то взял и выкрал
Огонь — мерцающий свет.
Тогда одни из нас стали молиться,
Другие — точить клыки,
Но все мы пили из Голубой Реки.
А время тогда потекло сквозь пальцы,
К зиме обмелела река.
И тот, кто жил здесь всегда, стал винить
Пришедших издалека.
У одних подрастали дочери,
У других сыновья,
Но все мы пили из одного ручья…
— Афанди! — позвал я. — А ты
знаешь, мне про тебя дочка говорила. Еще в Москве.
— Да? — удивился Афанди. —
Волшебница дочка?
— Волшебница, — признался я. —
Только маленькая пока. Шесть лет всего. Спрашивала, подаришь ли ты ей бусы.
Синенькие.
— Какая правильная дочка! —
восхитился Афанди. — Шесть лет — а уже о бусах думает! И бирюзу правильно
выбрала… держи!
Я уж не знаю, из какого кармана он извлек
бусы, которые подал мне. Я с любопытством посмотрел на нитку небесно-синей
бирюзы. Спросил:
— Афанди, они ведь магические?
— Совсем чуть-чуть. Нитку заколдовал,
чтобы не порвалась никогда. А так — просто бусы. Красивые! Я для правнучки
выбирал, старенькая она у меня, а все равно украшения любит. Ничего, другие
куплю. А эти твоей дочке, пусть носит на здоровье.
— Спасибо, Афанди, — сказал я, пряча
подарок.
Один поднимался все выше и выше,
Другой повредил крыло.
На одних полях наливались колосья,
На других ничего не росло.
Один умирал, настигнутый пулей,
Другой — стрелял из ружья,
Но все мы пили из одного ручья.
И отхлебнув — кто вина, кто зелья,
Кто отца поминая, кто — мать,
Один решает, что время строить,
Другой — что время взрывать,
Но каждую полночь Сидящий у Мельницы
Судеб решает их спор:
Он говорит, кому выходить в дозор.
[11]
Алишер кашлянул и негромко сказал:
— Возможно, это не мое дело, музыканты
вообще люди странные! Но я считаю, что надо бы провести служебное расследование
по поводу этой песни…
Часть третья - Общая судьба
Пролог
Преподаватель обвел стажеров внимательным
взглядом. Он и сам был молод, недавно еще стоял на их месте, и сейчас ему
отчаянно не хватало солидности. Во всяком случае, так он сам считал.
