Такая превосходная идея — им поселиться вместе, хотя он уже не помнил, от кого она исходила. Когда сэр Артур помог ему добиться полного оправдания, мать некоторое время гостила у него в комнатах миссис Гуд на Мекленбург-сквер. Но, конечно, ей следовало вернуться в Уайрли, и идея обмена женщинами-хозяйками выглядела логичной. Мод, к великому удивлению их родителей, хотя отнюдь не к его собственному, оказалась чрезвычайно практичной. Она наладила его хозяйство, стряпала, заменяла его секретаршу, когда та отсутствовала, и выслушивала его рассказы о клиентах с тем же увлечением, как прежде в их старой классной комнате. После переезда в Лондон она стала менее скованной, обзавелась своим мнением, а также научилась его поддразнивать, доставляя ему редкое удовольствие.
— Но что я надену?
Мгновенность ее ответа означала, что она предвидела этот вопрос.
— Синий деловой костюм. Это не похороны, и в любом случае они противники черного. А вот выразить уважение необходимо.
— Видимо, помещение огромное. Сомневаюсь, что мне удастся получить билет вблизи сцены.
Это уже часть их совместной жизни: Джордж начинает выискивать возражения против планов, уже решенных. А Мод в ответ снисходительно смотрит на эти оттяжки. Теперь она вышла, и он услышал, как на чердаке у него над головой двигаются какие-то предметы. Спустя несколько минут она положила перед ним что-то, вызвавшее внезапную дрожь, — его бинокль в пропыленном футляре. Она взяла тряпку и стерла пыль. Кожа, давно не полированная, тускло заблестела от влаги.
В одно мгновение брат и сестра уже снова стоят в Садах-На-Обрыве в Аберистуите в последний всецело счастливый день в его жизни. Прохожий указывает на вершину Сноудона; но Джордж способен видеть только восторг на лице сестры. Она оборачивается и обещает купить ему бинокль. Две недели спустя начались его испытания, а потом, когда он освободился и они переехали на Боро-Хай-стрит, в первое их Рождество вместе она вручила ему этот подарок, и он чуть не расплакался от жалости к себе.
Он был благодарен и недоумевал, ведь Сноудон был отсюда далеко, а он сомневался, что они когда-либо вновь посетят Аберистуит. Мод предвосхитила эту реакцию и предложила, чтобы он занялся наблюдением птиц. Этот совет, как и все предложения Мод, поразил его своей крайней разумностью, и потому несколько воскресений подряд он отправлялся на болота среди рощ в окрестностях Лондона. Она думала, что ему нужно хобби; он думал, что ей время от времени нужно, чтобы он уходил из дома. Несколько месяцев он покорно предавался этому занятию, но, сказать правду, ему было трудно следить за птицей в полете, а сидящие на ветках словно бы находили удовольствие в том, чтобы маскироваться. Вдобавок — и кроме того — в большинстве места, считающиеся наиболее удобными для наблюдения за птицами, показались ему чересчур холодными и сырыми. Если проведешь три года в тюрьме, тебе больше не потребуются холод и сырость в твоей жизни, пока тебя не уложат в гроб и не опустят в самое холодное и сырое место из всех. Таков был взвешенный взгляд Джорджа на наблюдения за птицами.
— Я так жалела тебя в тот день.
Джордж поднял голову, и образ в его голове — образ девушки двадцати одного года возле разочаровывающих развалин уэльского замка — вытеснила седеющая женщина средних лет с чайничком в руке. Она заметила пылинки на футляре и еще раз его протерла. Джордж не спускал взгляда с сестры. Иногда он не мог бы сказать, кто из них о ком заботится.
— Это был счастливый день, — говорит он твердо, держась за воспоминание, которое превратил в уверенность, вновь и вновь думая именно так. — Отель «Бель-Вью». Трамвай. Жареная курица. Отказ искать камешки. Поездка по железной дороге. Это был счастливый день.
— Я по большей части притворялась.
Джордж не уверен, что хочет, чтобы его воспоминания были нарушены.
— Я никогда не мог понять, сколько тебе было известно, — сказал он.
— Джордж, я ведь не была ребенком. То есть была, когда все это началось, но не тогда. Что еще мне оставалось, как не разобраться в происходящем? Невозможно ничего скрыть от девушки двадцати одного года, которая редко выходит из дома. Ты только отстраняешься, притворяешься перед собой и надеешься, что она тебе подыграет.
Джордж начал вспоминать, отталкиваясь от Мод, которую знал теперь, и понял, что в той девушке было куда больше от этой женщины, чем он сознавал тогда. Но у него нет желания разбираться в этих осложнениях. Он давным-давно решил, что именно происходило; он знает свою собственную историю. Он, возможно, готов принять общую поправку вроде той, что услышал сейчас, но меньше всего он хочет выслушивать новые подробности.
Мод почувствовала это. И если тогда он что-то скрывал от нее, то ведь и она что-то скрывала от него. И никогда не расскажет ему про то утро, когда их отец позвал ее к себе в кабинет и объявил, что очень тревожится за душевное состояние ее брата. Он сказал, что Джордж находится в крайне большом напряжении и отказывается отдохнуть хоть немного. А потому он предложит за обедом, чтобы брат и сестра съездили в Аберистуит, и хочет она того или нет, она должна поддержать его и настоять, что им следует, ну, непременно следует поехать. Так и произошло. Джордж вежливо, но упорно отказывал отцу, а затем уступил просьбам сестры.
Уловки — такие нетипичные для дома священника. Но куда больше Мод потрясла оценка состояния Джорджа, которую она услышала от отца. Для нее он всегда был надежным заботливым братом, а вот Орас — легкомысленным шалопаем, который подчинял свою жизнь капризам, которому не хватало солидности. И, как показало дальнейшее, она была права, а их отец ошибался. Как сумел бы Джордж вынести свои испытания, если бы не обладал куда большей крепостью духа, чем казалось их отцу? Но такие мысли Мод держала при себе.
— В одном сэр Артур глубоко ошибался, — внезапно объявил Джордж. — Он был противником права голоса для женщин.
Поскольку ее брат все время поддерживал суфражизм, когда тот был на повестке дня, эти слова Мод не удивили. Непонятным скорее был яростный тон. Джордж теперь смущенно отвел взгляд от сестры. Цепочка воспоминаний и все, что она повлекла за собой, пробудила в нем особо нежное чувство к Мод, а также осознание, что оно было и останется самым сильным чувством в его жизни. Но Джордж не обладает умением выражать подобные мысли, смущается их, и даже самое опосредствованное их признание выбило его из колеи. Поэтому он встал, совершенно ненужно сложил «Геральд», вернул сестре и спустился вниз в свою приемную.
Его ждала работа, но он просто сидел за столом и думал о сэре Артуре. В последний раз они виделись двадцать три года назад; и все-таки соединившее их звено оставалось целым. Он следил за произведениями и действиями сэра Артура, его путешествиями и кампаниями, его вмешательствами в общественную жизнь нации. Джордж часто соглашался с его заявлениями — о реформе разводов, угрозе со стороны Германии, потребности в туннеле под Ла-Маншем, нравственной необходимости вернуть Гибралтар Испании. Однако Джордж позволил себе откровенные сомнения касательно менее известных вкладов сэра Артура в тюремную реформу — предложение, чтобы закоренелые рецидивисты из тюрем Его Величества были бы все вывезены на шотландский остров Тайри. Джордж вырезал статьи, следил за продолжавшимися подвигами Шерлока Холмса в «Стрэнд мэгэзин» и брал очередные книги сэра Артура из библиотеки. Дважды он водил Мод в кино — посмотреть замечательную игру мистера Эйли Норвуда в роли сыщика-консультанта.
