– Сейчас полдень; через сорок пять минут я
выезжаю. К этому времени на моем столе должна лежать ясная и лаконичная речь, в
отпечатанном виде. Если вы на это не способны, в «Подиуме» вам делать нечего.
Это все.
Я поставила рекорд в беге на высоких каблуках
и, еще даже не добравшись до своей комнаты, вытащила мобильник. Руки у меня
тряслись, не знаю, как я набрала номер Брижит, но это произошло. Ответила одна
из ее ассистенток.
– Мне нужна Брижит! – завопила я,
поперхнувшись этим именем. – Где она? Где она? Она мне нужна! Сейчас же!
На мгновение воцарилось молчание.
– Андреа? Это вы?
– Да, это я, и мне нужна Брижит. Это срочно,
где она сейчас?
– Она на показе, но вы не волнуйтесь, у нее
всегда при себе сотовый телефон. Вы в гостинице? Я сейчас же скажу ей, чтобы
она вам перезвонила.
Телефон зазвонил уже через несколько секунд,
но мне показалось, что прошла целая вечность.
– Андреа, – у нее был очень милый французский
акцент, – что случилось, дорогая? Моник сказала, ты в истерике.
– В истерике? Так она права, я в истерике!
Брижит, как ты могла так со мной поступить? Ваше отделение занималось
подготовкой этого чертового обеда, и никто даже не потрудился сказать мне, что
ей не только присудили награду, но она будет еще и произносить речь!
– Андреа, успокойся, я уверена, мы говорили…
– И я должна эту речь написать! Ты слышишь
меня? У меня, черт возьми, сорок пять минут, чтобы написать речь с
благодарностью за награду, о которой я ничего не знаю, на языке, которым я не
владею. Иначе со мной покончено. Что мне делать?
– Андреа, не переживай так, я тебе сейчас
помогу. Во-первых, церемония вручения состоится там же, в «Ритце», в одном из
салонов…
– Что? В каком салуне? – У меня еще не было
времени осмотреться, но я была вполне уверена, что в местах, подобных этому, не
бывает пивных.
– Это по-французски, а вы как их называете?
Гостиная, зал? В общем, ей надо будет только спуститься. Устроитель –
Французский совет моды, эта парижская организация постоянно проводит вручение
во время показов, потому что все всегда бывают в городе. «Подиуму» присудили
награду в номинации «Широта освещения темы». Это, в общем, не бог весть что,
почти формальность.
– Хорошо, по крайней мере теперь я знаю, за
что награда. И что мне писать? Может, ты будешь диктовать по-английски, а я дам
мсье Рено, чтобы он перевел? Начинай, я готова. – Голос у меня немного окреп,
но я даже не могла как следует держать ручку. От голода, усталости, только что
пережитой нервной встряски или всего, вместе взятого, почтовая бумага «Ритца»
расплывалась у меня перед глазами.
– Андреа, тебе снова повезло.
– Да неужели? Я что-то не очень это чувствую.
– Подобные мероприятия всегда проводятся на
английском. Так что в переводе нет нужды. Ну что, начнем, ты взяла ручку?
И она принялась диктовать, а я – записывать на
удивление ясные, отточенные фразы, которые сами, безо всяких усилий, лились из
ее рта. Когда я повесила трубку и принялась печатать речь со скоростью
шестьдесят слов в минуту (быстро печатать я научилась еще в старших классах, и
только это мне потом и пригодилось), я сообразила, что на то, чтобы ее
прочитать, у Миранды уйдет две, от силы три минуты. У меня как раз оставалось
время, чтобы глотнуть «Пеллегрино» и съесть несколько ягод клубники, которую
кто-то догадался оставить в моем мини-баре. Если бы только у них хватило
сообразительности оставить чизбургер, подумала я. Тут я вспомнила, что где-то в
моих чемоданах спрятана упаковка «Твикса», но на поиски уже не было времени. С
тех пор как я получила боевое задание, прошло сорок минут. Время пожинать
лавры.
Уже другая, но такая же испуганная горничная
открыла мне дверь и проводила в гостиную. Мне, по всей видимости, следовало
остаться стоять, но кожаные брюки, которые были на мне целый день, будто
приклеились к ногам, а ремешки босоножек, не доставлявшие особых неприятностей
в самолете, теперь превратились в лезвия, безжалостно впившиеся в кожу. Я
решила присесть на диван, но в тот момент, когда мои колени согнулись, а
ягодицы ощутили под собой подушку, дверь ее спальни распахнулась. Я вскочила на
ноги.
– Где моя речь? – без всякого выражения
спросила она. По пятам за ней шла еще одна горничная – она держала сережку,
которую Миранда забыла надеть. – Вы подготовили ее, не так ли? – На ней был
один из классических костюмов от Шанель (воротник-шалька с меховой оторочкой) и
ожерелье из необычайно крупного жемчуга.
– Разумеется, – гордо ответила я, – надеюсь,
это подойдет.
Я направилась к ней, поскольку она не
потрудилась сделать это сама, но, прежде чем я подала ей бумагу, Миранда
выхватила ее у меня из рук. Ее глаза забегали по листку, а я даже не сразу
заметила, что затаила дыхание.
– Неплохо. Это неплохо. Ничего сногсшибательного,
но сойдет. Идемте. – Она повесила на плечо подобранную в тон костюму сумочку от
Шанель.
– Простите?
– Я сказала, идемте. Эта дурацкая церемония
начнется через пятнадцать минут, и, если повезет, через двадцать нас там уже не
будет. Ненавижу подобные мероприятия.
Не было времени размышлять над этими «идемте»
и «нас»: само собой разумелось, что я должна была сопровождать ее. Я взглянула
на свои кожаные брюки и приталенный пиджак и решила, что, если она не возражает
против такой формы одежды (а нет никаких сомнений, что если бы она возражала,
то тут же довела бы это до моего сведения), тогда какая мне, собственно,
разница. Там наверняка будет много таких, как я, секретарей, заботливо
опекающих своих начальниц, и, конечно, никто из них не обратит ни малейшего
внимания, во что я одета. «Салон» был именно таким, каким его описала Брижит:
обычный обеденный зал с двумя дюжинами круглых столов и небольшой сценой с
трибуной. Вместе с другим обслуживающим персоналом я стояла в глубине зала,
прислонившись к стене, и смотрела, как президент совета демонстрирует
скучнейший, зануднейший видеоклип о том, как мода определяет всю нашу жизнь.
Прошло полчаса, к микрофону подходили все новые и новые люди, и не была еще
вручена ни одна награда, но армия официантов принялась разносить салаты и
бокалы с вином. Я с опаской покосилась на Миранду – на лице у нее было написано
крайнее раздражение – и попыталась спрятаться за декоративное деревце. Не знаю
уж, сколько я простояла с закрытыми глазами, но мало-помалу шейные мышцы
расслабились, голова начала клониться на грудь – и тут я услышала ее голос.
