– Но ее тут нет, – пискнула я.
– Но она запросто могла позвонить, а в офисе
не было никого, кто бы мог подойти к этому чертову телефону! – Эмили с треском
захлопнула дверь приемной. – Наша первейшая обязанность – наша единственная
обязанность – заботиться об интересах Миранды Пристли. Точка. Если ты не в
состоянии осознать это, вспомни о том, что вокруг миллионы девушек, которые
готовы на что угодно ради такой работы, как у тебя. А сейчас проверь
автоответчик. Если она звонила, мы пропали. Ты пропала.
Мне хотелось заползти под стол и умереть. Ну
как я могла все так испортить в первую же неделю? Миранды даже не было в офисе,
а я уже подвела ее. Я была голодна – ну и что, могла бы и подождать. Люди
занимаются серьезным делом, они рассчитывают на меня, а я только все порчу. Я
проверила свой автоответчик.
«Привет, Энди, это я, Алекс. Ты где? Такого
еще не было, чтобы ты не отвечала. Я насчет сегодняшнего вечера – мы ведь
договорились, правда? Сама выбери, куда пойти. Звякни мне по возможности; после
четырех я на кафедре. Целую».
Я почувствовала новые угрызения совести. После
сегодняшней встряски я уже решила, что отложу это свидание. Первая неделя была
совершенно безумной, мы с Алексом почти не виделись, вот и решили, что сегодня
поужинаем где-нибудь вместе, только он и я. Но выйдет не очень весело, если я
за столом буду клевать носом. К тому же мне хотелось, чтобы сегодня ночью меня
никто не беспокоил. Я хотела побыть одна. Позвоню ему, может, перенесем на
завтра.
Эмили уже проверила свой автоответчик. Лицо у
нее было более-менее спокойным, и я поняла, что Миранда не оставила ей никаких
особенно чудовищных угроз. Я помотала головой, чтобы показать, что еще не
закончила.
«Привет, Андреа, это Кара (няня детей
Миранды). Пару минут назад звонила Миранда, – у меня замерло сердце, – и
сказала, что пыталась дозвониться до офиса, но никто не брал трубку. Я решила,
что у вас что-то случилось, и сказала ей, что только что разговаривала с вами
обеими. Но ты не волнуйся. Она хотела, чтобы ей в „Ритц“ сбросили свежий номер
„Женской одежды“, а у меня как раз нашелся экземпляр. Пришло подтверждение, что
она его получила, так что побереги нервы. Я просто хотела, чтобы ты знала. В
общем, отдохни за выходные как следует, потом поговорим. Пока».
Обошлось. Эта девушка сущий ангел. Мне трудно
было поверить, что я знаю ее всего неделю – и даже не в лицо, поскольку мы
общались только по телефону, – так я успела ее полюбить. Она была полной
противоположностью Эмили; спокойная, очень практичная и абсолютно равнодушная
ко всему, связанному с модой. Она, конечно же, осознавала всю нелепость
притязаний Миранды, но не позволяла ей выводить себя из равновесия; у нее была
редкая и очень ценная способность относиться с юмором к себе и к окружающим. В
ее лице я нашла друга.
– Не-а, она не звонила, – торжествующе
улыбаясь, соврала я Эмили, – повезло нам.
– Это тебе повезло на этот раз! – отрезала
она. – Помни, что, хоть мы и работаем вместе, ответственность лежит на мне. И
если я выйду пообедать – а я имею на это право, – ты останешься здесь. Такое
больше не повторится, ведь так?
Я удержалась от желания сказать ей
какую-нибудь гадость.
– Конечно, – ответила я, – разумеется.
К семи часам вечера мы управились со всеми
оставшимися бутылками и отдали их рассыльным. Эмили больше не вспоминала о моем
преступлении. В восемь я наконец-то упала на заднее сиденье такси (это только
сегодня!), в десять, не раздеваясь, распласталась на своей кровати. Я до сих
пор ничего не ела, да и не собиралась, потому что сама мысль о необходимости
отправляться на улицу в поисках съестного, рискуя при этом заблудиться (как это
было четыре последних вечера), была мне невыносима. Я решила поплакаться Лили,
позвонила ей по своему новому телефону.
– Привет! А я думала, ты сегодня с Алексом, –
сказала она.
– Ну да, мы и собирались, но я умираю от
усталости. Поэтому мы с ним решили перенести все на завтра. Ладно, что нового?
– Только одно: я на пределе. Просто нет слов.
Ты ни за что не угадаешь, что случилось. Нет, угадаешь, конечно, у меня всегда
так…
– Не тяни, Лили, я вот-вот умру.
– Ладно. Сегодня ко мне на семинар пришел
совершенно потрясающий парень. Все занятие просидел в полном восторге и остался
меня ждать. Попросил прогуляться с ним, и тут выясняется, что он знаком с моими
брауновскими публикациями.
– Здорово. И чем он занимается?
Лили каждый день знакомилась с разными
парнями, но никак не могла найти свой идеал.
Она разработала «Шкалу достоинств идеального
мужчины», после того как однажды наши знакомые парни оценивали при ней
достоинства своих подружек по десятибалльной шкале. «Первое – шесть, второе –
восемь, третье – Б» – так описал Джейк девушку, ассистента по рекламе, с
которой встречался накануне вечером. Само собой, все вокруг поняли, что имелось
в виду. В первую очередь по десятибалльной шкале оценивалась внешность, во
вторую – фигура, в третью – характер, который обозначался буквами алфавита.
Оценка парней требовала, конечно, более серьезного подхода, и Лили разработала
свою «Шкалу», включавшую десять достоинств, каждое из которых измерялось особо.
Идеальный мужчина должен был обладать пятью «приоритетными» достоинствами:
интеллектом, чувством юмора, хорошей фигурой, привлекательной внешностью и
работой, которая подпадала бы под широкое определение «нормальной». Поскольку
возможность существования в природе подобного идеала была весьма сомнительной,
выделялось пять «второстепенных» достоинств. Сюда входило отсутствие шизанутой
«бывшей», ненормальных родителей или повернутых на сексе товарищей по комнате;
кроме того, учитывалось наличие у парня каких-либо жизненных интересов (не
считая спорта и порнухи). До сих пор у самого идеального из ее парней набралось
лишь девять таких качеств из десяти – но он ее бросил.
– Ну, сначала у него было крепкое семь из
десяти. Он натурал, изучал драму в Йеле, рассуждал об израильской политике и ни
разу не ляпнул, что «самое простое – шарахнуть по ним ядерной боеголовкой».
– Ясно-понятно. Ну тогда в чем дело? Что не
так? Он что, много говорил о любимой компьютерной игре?
– Хуже, – вздохнула она.
– Слишком худой?
– Хуже.
– Жуткий пошляк?
– Хуже. – В ее голосе звучала полнейшая
безнадежность.
– Да брось ты, что может быть еще хуже?
– Он живет на Лонг-Айленде.
