Мне было тогда двадцать три года, я провела их
в зауряднейшем американском городке, и существование мое тоже было вполне
заурядным. Вырасти в захолустном Эйвоне, штат Коннектикут, означало непременное
участие в спортивных состязаниях старшеклассников, школьных диспутах-семинарах
и «вечеринках с выпивкой» в милых загородных фермерских домиках, когда чьи-то
родители находились в отъезде. У нас были тренировочные брюки для школы, джинсы
для субботнего выхода и гофрированные юбки-солнце для «полуофициальных» вечеров
с танцами. Что уж говорить об университете! После всего этого он стал для нас открытием
нового мира. В университетском городке проводилось бесчисленное множество
общественных мероприятий, имелось огромное число факультативов и кружков для
всех «талантов», незадачливых оригиналов и компьютерных шизиков, какие только
могли уродиться на свет. Даже если избранный вами вид творческой или
интеллектуальной деятельности изначально был доступен лишь избранным – даже
тогда университет Брауна давал вам возможность проявить себя. Единственным,
пожалуй, исключением была высокая мода. Четыре года шатаний по Род-Айленду в
майке и кроссовках, изучения французского импрессионизма и кропания бесконечных
курсовых и рефератов не дали мне ничего хоть сколько-нибудь полезного для той
работы, которую я получила по окончании университета.
Я оттягивала этот момент как только могла.
Сразу после выпускного я собрала всю небольшую наличность, какая у меня
имелась, и отправилась в путешествие, растянувшееся на пять месяцев. Месяц я
колесила по Европе, проводя больше времени на пляжах, чем в музеях, и по
глупости не поддерживала связей ни с кем, кроме Алекса, с которым мы были
вместе три последних года. Он знал, что недель через пять я непременно
почувствую себя одинокой и заброшенной, а его стажировка как раз подходила к
концу, и у него оставалось несколько свободных месяцев до назначения на
должность учителя в одну из американских школ. Вот так я вышло, что в
Амстердаме он преподнес мне сюрприз. Я к тому времени уже достаточно
насмотрелась на Европу, он уже совершал подобную поездку прошлым летом,
поэтому, пообедав в кафе (не обошлось тогда и без спиртного), мы объединили
наши дорожные чеки и купили два билета до Бангкока.
Мы проехали с ним большую часть Юго-Восточной
Азии и редко тратили больше десяти долларов в день. Говорили мы в основном о
нашем будущем. Ему не терпелось начать преподавать английский в какой-нибудь
заурядной городской школе, он горел желанием облагораживать юные умы из самых
бедных и самых отверженных слоев населения, так гореть способен был только
Алекс. Я же собиралась найти работу в каком-нибудь журнальном издательстве.
Конечно, я знала, что в «Нью-Йоркер»
[1]
меня сразу после учебы скорее всего не
возьмут, но я была полна решимости попасть туда в ближайшие пять лет. Это было
все, чего я желала для себя, единственное место, где мне на самом деле хотелось
работать. Это запало мне в душу еще тогда, когда я услышала разговор своих
родителей – они обсуждали только что прочитанную статью, и мама сказала:
«Хорошо написано, такого больше нигде не найдешь», а отец согласился: «Да уж,
это единственная стоящая вещь во всей сегодняшней макулатуре». Я влюбилась в
этот журнал. Я влюбилась в его живые, меткие обзоры и остроумные иллюстрации, в
то особое чувство сопричастности, какое он давал своим читателям. Вот уже семь
лет я прочитывала каждый номер от корки до корки и знала названия всех
разделов, имена всех редакторов и авторов статей.
Мы говорили о том, как мы вступим на новое
поприще, и о том, как здорово, что мы делаем это вместе. Мы вовсе не рвались
обратно, словно предчувствуя, что это лето – последнее затишье перед бурей, и
продлили наши визы в Дели, чтобы иметь возможность еще несколько недель
путешествовать по чудесной экзотической Индии.
Что ж, нет лучшего средства, чтобы вернуться
из сказки в суровую реальность, чем амебная дизентерия. Неделю я провалялась в
замызганной индийской гостинице, умоляя Алекса не оставлять меня умирать в этом
забытом Богом месте. Еще через четыре дня мы приземлились в Ньюарке, и моя
перепуганная мать уложила меня на заднее сиденье машины и причитала надо мной
всю дорогу. Сбылась мечта еврейской матери: у нее появилась законная
возможность приглашать в дом одного доктора за другим, пока она совершенно не
убедилась в том, что последний мерзкий паразит оставил в покое ее маленькую
девочку. Через четыре недели я вновь почувствовала себя человеком, еще через
две поняла, что жизнь дома, с родителями, для меня невыносима. Мама и папа были
славные, но имели привычку выспрашивать, куда я иду, всякий раз, как я
собиралась уходить, и где я была – когда возвращалась, и это очень быстро мне
надоело. Я позвонила Лили и спросила, могу ли я рассчитывать на диванчик в ее
крохотной квартирке в Гарлеме. По доброте душевной она сказала «да».
Лежа в этой самой крохотной нью-йоркской
квартирке, я открыла глаза. Я вся вспотела, голова раскалывалась, в животе
бурлило; каждая жилка моего тела дрожала – и эта дрожь была явно не
эротического свойства. «О Боже, – с ужасом подумала я, – опять». Паразиты вновь
пробрались в мой организм, и я обречена страдать вечно. А может, и того хуже, я
подхватила редкую форму тропической лихорадки с длительным инкубационным
периодом. Что, если это малярия? Или даже смертельная лихорадка Эбола?
Некоторое время я лежала в полной тишине и пыталась примириться с мыслью о
грозящей мне неминуемой гибели, потом витающие в воздухе обрывки сновидений
вновь овладели моим сознанием. Какой-то прокуренный бар в южном Манхэттене.
Слышна негромкая монотонная музыка. Что-то розовое и крепкое в бокале для
мартини – ох, только бы перестало тошнить! Друзья поздравляют с возвращением
домой. Звучит тост, мы пьем, снова тост. Благодарение Богу, это не редкая форма
геморрагической лихорадки, а лишь похмелье. Мне и в голову не пришло, что,
потеряв десять килограммов после дизентерии, я больше не смогу безнаказанно
выпивать свою прежнюю норму спиртного. Мои без малого метр восемьдесят роста и
пятьдесят пять килограммов веса не слишком вписываются в реалии загульных
вечеринок, зато, оглядываясь назад, я понимаю, что менеджеров модных журналов
мои параметры устраивали совершенно.