– Ну, я говорила с Шэрон, и она сказала, что
вы ищете секретаря, – начала я с легкой дрожью в голосе. Она кивнула, и я
почувствовала себя немного увереннее. – А сейчас, после беседы с Эмили, Элисон
и Шерил, я почувствовала, что знаю, какой человек вам нужен, и уверена, что
отлично вам подойду, – продолжала я, припоминая слова Шерил. Ее это, казалось,
позабавило, но она оставалась совершенно невозмутимой.
В ту минуту я начала страстно желать получить
эту работу, – так люди жаждут вещей, которые не надеются иметь. Это было,
конечно, совсем не то, что поступление на юрфак или публикации в университетском
журнале. Это был настоящий вызов для моего жаждущего успеха сознания – еще и
потому, что я была самозванкой, причем даже не очень искушенной. С той самой
минуты, как ступила на порог «Подиума», я знала, что не гожусь на эту
должность. Не теми, что нужно, были мои волосы и одежда, но самое главное – не
той была моя жизненная позиция. Я ничего не знала о модельном бизнесе, да и не
хотела знать. Нисколько. А значит, я должна получить эту работу. К тому же
миллионы девушек готовы ради нее на что угодно.
Я отвечала на ее вопросы о моей жизни открыто
и уверенно, чего сама от себя не ожидала. Бояться было некогда. Она вела себя
достаточно любезно, и, как ни странно, ничего неприятного в ней я тогда не
заметила. Небольшая заминка возникла, когда она спросила, какими иностранными
языками я владею. Я ответила, что знаю иврит, она помолчала, прижала ладони к
столу и проговорила ледяным тоном:
– Иврит? Я надеялась, вы знаете французский
или хоть что-нибудь более полезное.
Мне почти захотелось извиниться, но я вовремя
сдержалась.
– К сожалению, я совсем не говорю
по-французски, но уверена, что с этим не будет никаких проблем.
Она сжала ладони.
– Здесь написано, что вы учились в
университете Брауна.
– Да, э… я специализировалась по английскому
языку, точнее, писательскому мастерству. Это всегда было моей страстью. – Что
за пошлость! Неужели я не могла обойтись без слова «страсть»?
– Что касается вашей приверженности к
писательству, не означает ли это, что вы мало интересуетесь модельным бизнесом?
– Она глотнула какой-то шипучей жидкости из стакана и спокойно поставила его на
место. Одного взгляда на стакан хватило, чтобы убедиться: эта женщина умеет
пить, не оставляя отвратительных следов губной помады. Ее губы всегда
безупречно накрашены, в любое время дня и ночи.
– Ах, ну конечно, я обожаю модельный бизнес, –
отважно солгала я, – мне бы очень хотелось узнать о нем побольше, чтобы
когда-нибудь иметь возможность писать о моде.
Где я только этого набралась? Инстинктивно я
начала говорить чужие слова.
Так все и шло достаточно гладко, пока она не
задала свой заключительный вопрос: какие журналы я обычно читаю? Я с
готовностью наклонилась вперед и начала перечислять:
– Ну, я подписываюсь только на «Нью-Йоркер» и
«Ньюс-уик», но нередко читаю «На слуху». Иногда «Тайм», но он слишком
официален, а «Ю-эс ньюс» слишком консервативен. Еще, от нечего делать, я листаю
«Шик», а с тех пор как я вернулась из-за границы, читаю все журналы о
путешествиях и…
– А вы читаете «Подиум», Ан-дре-а? – перебила
она, тоже наклоняясь вперед и глядя на меня еще внимательнее, чем прежде.
Это было так внезапно, так неожиданно, что я
была застигнута врасплох. Я не лгала, не выкручивалась, даже не пыталась
оправдаться:
– Нет.
Последовали десять секунд ледяного молчания,
после чего она позвала Эмили и приказала ей проводить меня. Я поняла, что
получила работу.
– Не очень-то похоже, что ты получила работу,
– мягко сказал Алекс, поигрывая моими волосами, когда я, положив голову к нему
на колени, отдыхала от всех треволнений дня.
Сразу после собеседования я поехала к нему в
Бруклин: не захотела оставаться еще на ночь у Лили, к тому же мне необходимо
было поделиться с ним всем, что со мной произошло.
– Я даже не знаю, зачем тебе это нужно, –
продолжил он, немного помолчав.
– Ну, это, кажется, и впрямь очень заманчиво.
Если эта девушка, Элисон, начинала как помощница Миранды, а теперь уже
редактор, то мне бы это очень подошло. Дело того стоит.
Он очень старался показать, что на самом деле
рад за меня. Мы встречались с первого курса, и я успела изучить каждое
изменение его интонации, выражения лица и все его жесты. Вот уже несколько
недель он работал в муниципальной средней школе в Бронксе и так уставал, что
едва мог говорить по вечерам. Хотя его ученикам было всего по девять-десять
лет, он был поражен их цинизмом. Ему внушало отвращение и то, как свободно они говорят
об «отсосах», и то, что они знают не менее десяти жаргонных названий марихуаны,
и то, как они хвалятся тем, что им удавалось украсть, и родственниками, не
вылезающими из тюрем строгого режима. «Тюремные эксперты» – так начал называть
их Алекс. «Любой из них сумел бы написать книгу о всех преимуществах отсидки в
„Синг-Синге“ по сравнению с „Райкерз-Айлендом“, но не умеет ни читать, ни
писать по-английски». Он пытался понять, чем может им помочь.
Я просунула руку под его майку и стала
легонько поглаживать ему спину. Бедненький. Он выглядел таким несчастным, что я
почувствовала себя виноватой, что досаждаю ему разговорами о своем
собеседовании, но мне просто необходимо было с кем-то это обсудить.
– Я понимаю, что мне не светит никакой
редакторской работы, но через несколько месяцев я начну писать, я уверена, –
сказала я. – Ты ведь не думаешь, что я хватаюсь за что попало, раз собираюсь
работать в журнале мод, правда?
Он сжал мою руку и прилег рядом со мной.
– Детка, у тебя чудесный, большой писательский
талант, и я знаю, что у тебя получится все, чем бы ты ни занималась. И конечно
же, ты не хватаешься за что попало. Это поможет тебе встать на ноги. Ты ведь
говоришь, что, если поработаешь годик для «Подиума», тебе не придется три года
надрываться где-то еще.
Я кивнула:
– Эмили и Элисон говорят, что это само собой
разумеется. «Поработай годик на Миранду так, чтобы тебя не уволили, и она
устроит тебя на любое место, на какое только пожелаешь».
– Чего же тогда колебаться? Серьезно, Энди,
поработаешь с год и устроишься в «Нью-Йоркер». Ты ведь всегда этого хотела. И
похоже, так ты добьешься этого быстрее всего.
– Ты прав, ну конечно, ты прав.
