Лили нельзя было назвать заядлой курильщицей,
как вашу покорную слугу; она курила, только когда была в подпитии, но никогда
не покупала сигареты. А сейчас из нагрудного кармана ее не по размеру большой
домашней сорочки выглядывала коробочка только что появившихся в продаже «Кэмел
экстра-лайтс». Я слегка толкнула Лили ногой в шлепанце и показала глазами на
сигареты; она протянула мне их вместе с зажигалкой.
– Я так и знала, что ты не будешь против, –
она лениво затянулась, – у меня тут кое-какой должок, а это помогает
сосредоточиться.
– Что еще за должок? – Я закурила и
перебросила ей зажигалку. Она сильно отстала весной и в этом семестре. Если она
хотела подтянуться и улучшить свой средний балл, ей надо было сдать семнадцать
зачетов. Я посмотрела, как она снова затянулась, а потом запивает это
удовольствие здоровенным глотком явно не безобидной жидкости. Что-то не похоже,
что моя Лили на правильном пути.
Она тяжело, выразительно вздохнула и
заговорила, даже не потрудившись вынуть изо рта сигарету. Сигарета подрагивала,
сгоревший кончик грозил осыпаться в любой момент, и тогда она – с немытыми
нечесаными волосами и размазанной косметикой – стала бы вылитой ответчицей из
телешоу «Судья Джуди» (а может, истицей, все они одинаковые – беззубые, с
сальными волосами, пустыми глазами и убогим словарным запасом).
– Статейку для какого-то академического
журнала, которую никто никогда не будет читать, но которую я все равно должна
написать, чтобы можно было сказать, что я публикуюсь.
– Ничего себе. И к какому это числу?
– К завтрашнему. – Абсолютное безразличие,
полнейшая прострация.
– Завтрашнему? Ты серьезно?
Она бросила на меня предостерегающий взгляд –
напоминание, что я на ее стороне.
– Да. Именно завтрашнему. И я правда попала,
если учесть, что редактировать это должен был Мальчик-Фрейдист. Никому нет
дела, что он спец в психологии, а не в русской литературе, он – кандидат, вот
его и назначили. Но как ни бейся – в срок я не успеваю. Ну и хрен с ним.
И Лили снова отхлебнула из своего стакана. Она
старалась глотать жидкость сразу, чтобы не чувствовать ее вкуса, но все равно
поморщилась.
– Лил, что случилось? В последний раз, я
помню, ты говорила, что вы решили не торопить события и что он – просто чудо.
Это, конечно, было до появления в нашей квартире того урода, но…
Еще один предостерегающий взгляд, на этот раз
довольно злой. Я и прежде заговаривала с ней о Чокнутом Панке, но так
получалось, что мы никогда не оставались с глазу на глаз, да и времени на
разговоры по душам ни у одной из нас не было.
Несколько раз я пыталась завести об этом речь,
но она тут же меняла тему. Она, конечно, была смущена и пристыжена и
согласилась с тем, что он отвратителен, но неизменно уходила от разговоров о
том, что всему виной – неумеренность в выпивке.
– Да, похоже, в ту ночь я звонила
Мальчику-Фрейдисту из «О-бара» и упрашивала прийти ко мне. – Она избегала
смотреть мне в глаза и притворялась занятой пультом музыкального центра; все
последнее время в квартире звучали одни и те же заунывные песни Джеффа Бэкли.
– И что? Он пришел и увидел, что ты с кем-то…
э… разговариваешь? – Я старалась быть помягче, чтобы она не отдалилась от меня
еще больше. В ее душе шла явная борьба. У нее были проблемы с учебой, выпивкой
и парнями, и мне хотелось поговорить с ней. До сих пор она ничего от меня не
скрывала – я была ее единственной близкой подругой, – но в последнее время она
мало что мне рассказывала.
– Да нет, – горько проговорила она, – он
примчался аж с Морнингсайд-Хайтс, но меня в «О-баре» уже не было. После этого
он, похоже, позвонил мне на сотовый, и вышло так, что ответил Кении, и вообще
все это…
– Кении?
– Ну, тот хмырь, которого я притащила к нам
тогда, помнишь? – В ее голосе слышался сарказм, но на этот раз она улыбнулась.
– Ага. И наверное, Мальчику-Фрейдисту это не
очень понравилось?
– Да, не слишком. Ну и ладно, легко началось,
легко и закончилось, верно? – Ее бокал опустел, она побежала на кухню, и я
увидела у нее в руках полупустую бутылку водки. Едва разбавив водку содовой,
она снова плюхнулась на диван.
Я как раз собиралась осторожно спросить,
почему она накачивается водкой, в то время как ее ждет несделанная работа
назавтра, но тут раздался звонок домофона: я нажала кнопку и соединилась с
консьержем.
– Кто это? – спросила я.
– Мистер Файнеман пришел навестить мисс Сакс,
– объявил Джон официальным тоном, демонстрируя «мистеру Файнеману», а возможно,
и кому-то еще, свою деловитость.
– Вот как? Хм, здорово. Пусть поднимается.
Лили взглянула на меня, подняла брови, и я
поняла, что разговора у нас снова не выйдет.
– Ну и вид у тебя, – саркастически произнесла
она. – Что, не очень-то ты рада, что твой парень преподнес тебе сюрприз?
– Конечно, рада, – защищаясь, возразила я, но
обе мы знали, что я лгу.
Наши с Алексом отношения в последнее время
были напряженными. Действительно напряженными. Мы прошли через все стадии
романтических отношений и проделали это великолепно: спустя три года каждый из
нас знал, что любит и в чем нуждается другой. Но в то время, что мы проводили
порознь, он всего себя отдавал школе – брался за любую работу, занимался с
ребятами после уроков и подхватывал всякую инициативу, какая только приходила
кому-нибудь в голову. И когда мы наконец встречались, с ним было так же
«занятно», как если бы мы были женаты тридцать лет. По общему молчаливому
соглашению мы ждали конца этого года – года моего рабства, но я предпочитала не
думать о том, какими станут наши отношения по истечении этого срока. Но
все-таки почему два близких мне человека – сначала Джил (она на днях тоже
позвонила мне посреди ночи, чтобы обсудить какие-то пустяки государственной
важности), а теперь и Лили – намекают на то, что мы с Алексом в последнее время
не ладим? В глубине души я признавала, что от Лили, несмотря на внушительные
количества поглощаемого ею алкоголя, не укрылось главное: я вовсе не
обрадовалась известию о приходе Алекса. Я страшно боялась сказать ему, что
уезжаю в Европу, боялась бури эмоций, которая неизбежно за этим последует и
которую я бы с удовольствием отложила на несколько дней. Лучше всего до того
времени, как буду уже в Европе. Но ничего не поделаешь, вот он, уже стучит в
мою дверь.
– Привет! – произнесла я, пожалуй, с
чрезмерным энтузиазмом, открывая дверь и обнимая его за шею. – Какая приятная
неожиданность!
