В Британии самая богатая и наиболее многообразная традиция лабиринтостроения в Европе; здесь есть великолепные образчики обоих главных лабиринтовых жанров. Хэмптон Корт — классический лабиринт из живой изгороди: такие головоломки обычно расположены в частных владениях, служа украшением аристократической территории (или в последнее время отелей и тематических парков, расположенных в усадьбах); обычные растительные материалы — тис, остролист, граб и бук. Другой тип — наземный дерновый или каменный лабиринт. В таких не заблудишься: вьющаяся водном направлении тропинка неизбежно, хотя и, возможно, окольным путем, приводит к центру-финишу. Такие лабиринты обычно располагаются на общинных землях, в поселениях норвежского происхождения, и, по-видимому, строились иммигрантами, обозначавшими таким образом присутствие своей культуры. Изначально скандинавы создавали их с практическими и символическими целями: они использовались, чтобы принести удачу рыбакам (заманить туда скверную погоду и поймать ее в силки) или как места, где можно отправлять обряды, связанные с любовью и плодородием, — девица, путаясь в кругах, улепетывает к центру, а ее преследует пыхтящий ухажер.
Крупнейший сохранившийся в мире лабиринт из нарезанного дерна находится на общинных землях в Сэфрэн-Уолден в Эссексе: в нем 38 ярдов в ширину, и с птичьего полета он выглядит как круглая сковородка с четырьмя ушками-ручками; тропинка, змейкой вьющаяся к центру, достигает в длину почти милю. Дата создания лабиринта неизвестна, но самое раннее упоминание о его существовании относится к 1699 году, когда Гильдия Святой Троицы заплатила 15 шиллингов, чтобы подновить в нем дерн. (С тех пор дерн для него нарезали еще шесть раз, а в 1911 году тропинку, раньше меловую, выложили кирпичом.) Документ XVIII века описывает древнее состязание в беге, которое проводится там до сих пор: «Лабиринт в Сэфрэн-Уолден — место сходок окрестной молодежи; у них есть свои правила передвижения по лабиринту, и здесь частенько выигрывают и проигрывают на спор галлоны пива. В былые времена, когда здесь собирались городские щеголи и красотки, — девица стояла в центре, который называется Дом, а парню надо было вытащить ее оттуда на руках, кто быстрее, и не споткнуться».
Прогулка по сэфрэн-уолденскому лабиринту занимает минут пятнадцать, если вы решите не мухлевать и поскольку тут нет разветвляющихся тропинок, единственное, по поводу чего здесь можно поволноваться, — как бы не подвернуть лодыжку в местах, где узкая, выложенная кирпичом дорожка и дерновые проходы в фут шириной попадают на невысокие бугорки. Это приятное опустошающее голову развлечение — вроде ножной мантры, и однообразие этого опыта соблазняет поразмышлять о том, до чего ж незатейливы были некоторые из Простых Радостей Былых Времен. Наконец вы добираетесь до круглого холмика, где раньше рос ясень, пока его не спалили на праздновании Ночи Гая Фокса в 1823 году. Здесь мысли о превосходстве XX века обычно испаряются — когда разглядываешь праздничный детрит
[59]
, оставленный современными курильщиками и собаками.
В наше дни любопытство туриста как мотив, оправдывающий интерес к лабиринтам, в общем и целом заменило атавистическую охоту за юбками или благочестие христианина - паломника; но порой старинные ассоциации вновь всплывают на поверхность. Когда в марте 1980 года предпоследний архиепископ Кентерберийский Роберт Ранси взошел на престол, он вставил в свое устное послание следующую психоаналитическую деталь: «Мне был сон о лабиринте. Там были несколько человек, очень близко к центру, но они не могли найти дорогу. В непосредственной близости от лабиринта стояли другие. Они находились дальше от сердца лабиринта, но скорее пройдут они, чем те, которые метались и нервничали внутри». Такой сон можно принять за неожиданное поощрение тех из нас, кто в теологическом смысле шатается вокруг да около лабиринта; в более прямом смысле, он вдохновил леди Браннер из Грейз Корт в Темз Валли заказать строительство Архиепископского Лабиринта. Изящная композиция из дерна и кирпича, без особых излишеств выложенная в саду, состоящем из множества укромных закоулков, каждый со своей особенной атмосферой, она одновременно и однонаправленная, и многонаправленная и пузырится христианским символизмом (семь дней творения, девять часов Крестных Мук, двенадцать апостолов). В центре романский крест из серого батского камня возлежит рядом с византийским крестом из голубого уэстморлендского камня, примиряя таким образом Восток и Запад, католичество и протестантизм, римскую и православную церкви (устремление, дорогое сердцу недавно избранного архиепископа). На каменной квадратной колонне вырезаны четыре изречения, из которых наиболее подходящий к теме лабиринта — из бл. Августина: «Мы приходим к Богу не знаниями, но любовью». Сам архиепископ Кентерберийский освятил лабиринт ровно через девятнадцать месяцев после того, как поверил общественности свой сон, и если его психические источники кажутся, пожалуй, несколько неоднозначными — это скорее символ, вдохновляющий христианскую мысль, чем христианская мысль, воплощенная в символе, — то по крайней мере он демонстрирует, что одно из ответвлений традиции лабиринтов по - прежнему живо.
Есть и другие тому свидетельства, хоть и не столь официального характера. Поскольку лабиринты притягивают интеллектуалов, любящих кроссворды, понятно, что равным образом они восхищают и простодушных поклонников заезжих Калиостро. Давайте заглянем на большое и респектабельное собрание в церкви Сент-Джеймс на Пиккадилли, состоявшееся на четвертом месяце Года Лабиринта, и послушаем американского лабиринтолога Сига Лоунгрена. Построенная Кристофером Реном церковь элегантна, прямолинейна и в плане рациональности пропорций может поспорить с Господом. Родившийся в Вермонте Сиг Лоунгрен помят, криволинеен (точнее, пузат), экспансивен и в интеллектуальных вопросах склонен прибегать скорее к доводам интуиции. Вечер начался в духе современной церкви — имеется в виду, рассчитанной на то, чтобы потрясти воображение непосвященных. Для начала мы зажгли три свечи — «одну за Любовь, одну за Истину и одну за то, что выберет говорящий». Сиг выбрал Общение. Затем у нас было демократическое голосование поднятием руки на тему, сколько должна длиться наша молчаливая медитация — две, пять или десять минут. Под конец у нас было обязательное двухминутное собеседование с ближайшим незнакомцем, и затем мы разошлись. Ну или почти. Еще там было несколько, совсем немного, объявлений, в числе которых одно почти карикатурное — о том, что питания сегодня не будет, поскольку «Иннека ушел на заседание по бизнес-сетям».
Мало того что Сиг Лоунгрен лабиринтолог, он еще и большая шишка в Американском обществе лозоходцев; надо ли напоминать о том, что его первый труд — «Духовное лозоходство» — еще можно достать. В нужное время он оказался в Гластонбери, центре духовной активности английских хиппи, а еще у него есть обескураживающая привычка обращаться к Земле «Мамуля»: «Есть что-то эдакое, когда ты прямо на Мамуле, прямо на Земле, когда ты ходишь с ивовым прутиком». При чем здесь лабиринты? «На протяжении последних двадцати лет я работал с древними орудиями, которые могут помочь нам с нашей интуицией». Так мы влипли в вечер «сакральной геометрии», «узлов мощи», нумерологии, Мамули, музыки лабиринта (прокрученной на еле живом магнитофоне Сига), псевдоюнгианского трепа, «того, что я лично предпочитаю называть «her-story»
[60]
, и мифа о Дедале, модифицированного в духе современности. (Говорил Дедал Икару — не летай слишком близко к солнцу… «Но разве дети — они слушают? Никогда!») Бессистемно смешивая свои религии и цивилизации, будто взбалтывая самодельное мюсли, Сиг вдруг всполошился, не обидится ли кто-нибудь на то, что он, в духе новейших веяний, переименовал «молитву Господу» в «молитву Господу-и-Госпоже». Но кто ж обидится хоть на что-нибудь в современной англиканской церкви? Разве что тени кристоферреновских покровителей разворчатся в своем осажденном логове на хорах — откуда им открывается вид на Сига, разложившего лабиринт из красной пряжи перед алтарем — с тем, чтобы все мы промаршировали по нему после лекции. Ну, не все, за одним исключением. Когда Сиг достиг завершающей темы вечера «Как мы можем использовать лабиринт сегодня», свеча Общения полыхала безбожно. Все понятно уже с благоговением, восхищением, развлечением — как насчет использования? «Лабиринт — это штука, которая помогает решать проблемы, — провозгласил Сиг. — Для детей лучше не придумаешь». На этом, словно репортер из желтой прессы перед порочным притоном, ваш корреспондент извинился и был таков.
