Он всегда приходил в легкомысленный восторг от роскоши,
окружавшей его в Пон-дю-Лак. Например, ему очень нравился изящный фарфоровый
сервиз, на котором его отцу подавали ужин. Он любил трогать бархатные портьеры
и водить носком туфли вдоль замысловатых узоров на ковре. В самую первую ночь
на плантации он вынул из китайского шкафчика хрустальную рюмку и сказал: «Я
соскучился по бокалам». В его словах прозвучало какое-то зловещее удовольствие,
и я пристально посмотрел на него. Как он мне не нравился! «Я хочу показать тебе
маленький фокус, – сказал он, – если ты тоже любишь бокалы». Он
поставил рюмку на стол и вышел ко мне на галерею. Вдруг он снова переменился и
стал похож на крадущееся животное. Его глаза пронзали ночную темноту вокруг
дома. Уставившись куда-то под своды ветвей дуба, он постоял минуту, потом
перепрыгнул через перила и, мягко приземлившись, бросился вперед. Когда он
показал мне добычу, я вздрогнул. Это была крыса. «Перестань вести себя как
круглый идиот, черт возьми! – закричал он, увидев мое лицо. – Ты что,
никогда крысы не видел?» Здоровенная полевая крыса с необычайно длинным хвостом
отчаянно старалась вырваться на волю. Но он держал ее крепко, так, что она даже
не могла кусаться. «Иногда попадаются довольно вкусные крысы», – заметил
он, подойдя к столу в гостиной. Резким движением он вспорол ножом горло мерзкой
твари и быстро наполнил бокал кровью. Труп крысы полетел обратно в сад, а Лестат
триумфально поднял бокал и посмотрел сквозь него на пламя свечи. «Если прижмет,
можно прожить и на крысах, так что перестань корчить такую физиономию, –
сказал он мне. – Кошки, курицы, коровы – все сгодится. Когда плывешь на
корабле, например, лучше ограничиться крысами, если не хочешь, чтобы из-за
начавшейся паники всякие идиоты отыскали твой гроб. Нет, лучше уж очищать судно
от проклятых грызунов». Он сделал глоток с таким видом, словно пил бургундское,
после чего, скривившись, недовольно буркнул: «Слишком быстро остывает».
«Ты хочешь сказать, что мы можем пить кровь животных?» – Я
был потрясен.
«Да. – Он допил бокал до дна и небрежно швырнул его в
камин. Я невольно взглянул на осколки. – Ты ведь не возражаешь? – Он
указал на них с саркастической усмешкой. – Очень надеюсь, что нет. Потому
что все равно ты вряд ли можешь что-нибудь поделать».
«Отчего же. Я могу, например, запросто вышвырнуть тебя
вместе с отцом из Пон-дю-Лака», – ответил я. Впервые за два дня общения с
ним я дал волю своим чувствам.
«Зачем? – спросил он с фальшивой тревогой. – Ведь…
ты еще многого не знаешь, верно?» – Он рассмеялся. Пробежав пальцами по
атласному футляру спинета, он поинтересовался: «Ты играешь?»
Я сказал что-то вроде: «Не трогай!» Это вызвало у него новый
приступ веселья.
«Хочу и трогаю! – заявил он. – Кстати, ты даже не
знаешь, что может привести к твоей смерти. Было бы обидно умереть именно
сейчас».
«Я найду кого-нибудь другого, кто меня научит, – сказал
я. – Наверняка ты не единственный на свете. Твоему отцу около семидесяти,
значит, ты не так давно стал вампиром. Тебя же учил кто-то…»
«Неужели ты думаешь, что сможешь сам найти других вампиров?
Они-то заметят тебя издалека, мой друг, а вот ты их – нет. Так что вряд ли у
тебя есть выбор, приятель. Хочешь не хочешь, но именно я – твой учитель, и без
меня тебе не обойтись. Не забывай к тому же, что у нас обоих есть о ком
позаботиться. Моему отцу нужен доктор, а на тебе – мать и сестра. Не вздумай
проболтаться, что ты вампир. Нужно только обеспечить им и моему старику
спокойную жизнь. Другими словами, с завтрашнего дня не мешкай – убивай и
занимайся своими плантациями. А теперь пора спать. Для безопасности мы ляжем в
одной комнате».
«Ну уж нет, – сказал я. – Ищи себе сам безопасную
спальню. Я предпочитаю спать в одиночку».
Он разозлился не на шутку. «Не делай глупостей, Луи,
предупреждаю тебя, – сказал он с угрозой. – Ничто тебе не поможет,
когда взойдет солнце. Ничто. Отдельные комнаты создают двойные меры
предосторожности и двойной риск быть обнаруженным».
Он привел целую кучу доводов, пытаясь запугать меня; но с
таким же успехом он мог обращаться к стене. Я внимательно следил за ним, но не
слушал. Таинственный ореол вокруг него растаял без следа. Передо мной стоял
глупый хрупкий манекен, словно сплетенный из ивовых прутиков, и верещал
противным, злым голосом.
«Спокойной ночи, я пошел», – сказал я и аккуратно
погасил свечи одну за другой.
«Останься хотя бы сегодня, уже почти рассвело», – не
унимался он.
«Запрись покрепче и ложись спать. Я сам позабочусь о
себе», – сказал я, взял гроб в охапку и пошел вниз по лестнице. Сверху
донесся щелчок замка и легкий шелест портьеры.
Небо побледнело, но звезды еще светили. Прошел легкий дождь,
и мокрые пятна темнели на мощеных дорожках сада. Я раздвинул кусты дикой розы и
терновника, открыл дверь в часовню брата, вошел и опустил гроб на каменный пол
перед аналоем. Почерневшие образа были едва различимы в темноте. «Поль, –
тихо обратился я к брату, – первый раз в жизни нет во мне ужаса перед
твоей смертью. И первый раз в жизни я так сильно чувствую тебя. Я тоскую по
тебе, как никогда раньше».
– Понимаете, – Луи повернулся к юноше, –
именно тогда и совершилось мое полное превращение. Я закрыл деревянные ставни
на узких решетчатых окнах, запер дверь. Атласная обивка моего нового ложа слабо
светилась во тьме. Я улегся в гроб и захлопнул над собой крышку. Вот так я стал
вампиром.
Наступило долгое молчание. Потом юноша сказал:
– И вы остались жить с ненавистным Лестатом.
