– Да, верно. – Вампир задумался. – Но
ненависть тогда оказалась сильнее. Я ненавидел Лестата. Для него это была
только прихоть, прихоть, которая обрекла бы на гибель целую семью. Он
презрительно попирал все то, что должен был, как вампир, особенно глубоко
чувствовать. Я изо всех сил старался удержать его. Он плевал мне в лицо,
выкрикивал оскорбления. Френьер принял шпагу из рук секунданта и шагнул вперед,
в сырую траву, навстречу врагу. Они быстро переговорили, и схватка началась.
Через мгновение все было кончено. Первым же выпадом Френьер смертельно ранил
испанца в грудь. Истекая кровью, тот упал на траву и кричал что-то
неразборчивое. Френьер стоял рядом и смотрел на него. Победа не радовала его.
Лицо выражало только боль. Секунданты с фонарями подошли к нему и уговаривали
немедленно уйти – о раненом позаботятся друзья. Испанец никому не позволял до
себя дотронуться. Увидев, что Френьер повернулся спиной и, понурясь, пошел
прочь, он выхватил из-за пояса пистолет. В кромешной темноте никто этого не
заметил, кроме меня. Я закричал – хотел предупредить Френьера об опасности – и
бросился к испанцу. Лестат только этого и ждал. Я растерялся, сам подставил
себя под пули, отвлек внимание Френьера. И тогда Лестат, вооруженный долгим
опытом, как молния бросился на юношу, схватил его за горло и утащил в заросли
кипарисов. Никто даже не понял, что произошло. Прозвучал выстрел, раненый
замертво упал на землю. Я понял, что совершил роковую ошибку. Проваливаясь по
колено в полузамерзшую болотную жижу, я бросился за Лестатом.
Я нашел их очень скоро. Френьер лежал на узловатых корнях
кипариса, его ноги по щиколотку ушли в темную воду болота. Лестат склонился над
ним и держал его за руку, все еще сжимающую эфес шпаги. Я попытался оттащить Лестата,
но он, не поворачиваясь, встретил меня неуловимым движением правой руки. Я даже
не почувствовал удара и очнулся в зловонной грязи. Конечно, Френьер был уже
мертв. Глаза его были закрыты, бескровные губы не шевелились. Он как будто
спал. «Будь ты проклят!» – крикнул я Лестату. Потом вздрогнул и замолчал: тело
юноши начало медленно погружаться в трясину. Лестат ликовал. Он коротко
напомнил мне, что меньше чем через час мы должны быть в Пон-дю-Лак, и пообещал,
что отомстит мне за все. «Если бы мне не понравилась кровь этого юного
плантатора, – сказал он, – я прикончил бы тебя сегодня же. И знаешь
как? Я бы загнал твою лошадь в болото. Тебе осталось бы только вырыть яму и
подохнуть!» И он ускакал прочь.
Даже теперь, спустя столько лет, кровь у меня закипает от
ненависти. В ту страшную ночь я понял, что для Лестата значит быть вампиром.
– Он просто хладнокровный убийца. – В словах юноши
прозвучал отголосок гнева его собеседника. – Для него нет ничего святого.
– Ничего святого. Только месть. Месть самой жизни.
Убивая, он мстил. Неудивительно, что у него не было ничего святого. Настоящее
видение вампира было ему недоступно, потому что он сосредоточился на
маниакальной вендетте всему человечеству, покинутому им когда-то. Ничто, кроме
убийства, не могло доставить радость этой черной душе, полной зависти и злобы.
Но и убийство не давало ему ни настоящей радости, ни удовлетворения, потому что
он хотел только одного: разрушить чужую жизнь. Вот почему он убивал снова и
снова. Его сжигала неутолимая жажда мести – низкая, слепая и бесплодная.
Но я хотел рассказать про сестер Френьер. Я добрался до их
плантации только в половине шестого. Но не беспокоился, ведь дом был совсем
рядом. Проскользнув на верхнюю галерею, я заглянул в незанавешенное окно. Все
пять сестер собрались в гостиной. Должно быть, они так и не ложились спать.
Тускло горели свечи. Они сидели, точно на похоронах, и ждали известий. Все были
одеты в черное. Их бледные лица, исполненные мужества и печали, призрачно
светились в обрамлении черных платьев и волос цвета вороного крыла. Только
Бабетта казалась собранной и спокойной. Как будто в душе она уже решила взять
на себя бремя забот о семье после гибели брата. Мне она напомнила самого
Френьера перед поединком. Задача, стоявшая перед ней, была почти невыполнима.
Ее жизнь и жизнь семьи могла разрушиться, и виноват в этом был Лестат. И я
решился на огромный риск. Показался ей. На секунду вышел на свет. Вы видите,
лицо у меня белое и очень гладкое, оно отражает свет, как полированный мрамор.
– Да, – взволнованно сказал юноша. –
По-моему, это очень красиво… Интересно, а вы… – он осекся. – Нет,
продолжайте.
– Вы хотели спросить, был ли я хорош собой при
жизни? – спросил вампир. Юноша кивнул. – Да, был. Я мало изменился
внешне. Но тогда я сам не знал, как выгляжу. Меня окружала сплошная суета, я
ничего не замечал, потому что ни на что не смотрел. Даже на свое отражение в
зеркале. Особенно на отражение. Но вернемся к нашему разговору. Решившись
показать себя Бабетте, я шагнул к оконному стеклу, когда она случайно обратила
туда взгляд.
Мгновенно сестры были оповещены, что она видела странное
существо, похожее на привидение. Черные рабыни наотрез отказались пойти
посмотреть, в чем дело. Я нетерпеливо ждал и наконец добился своего. Презрев
общий страх, Бабетта взяла со стола канделябр, зажгла свечи и одна вышла ко мне
на галерею. Ее сестры робко остановились в дверях, словно стая больших черных
птиц. Одна из них плакала и говорила, что брат, наверное, погиб и теперь к ним
явился его призрак. К счастью, Бабетта, будучи умной и смелой девушкой, не
допускала и мысли, будто увиденное могло оказаться всего лишь игрой воображения
или привидением. Я подождал, пока она пройдет до конца галереи, прежде чем
заговорить, но и тогда позволил ей разглядеть лишь смутный контур моего тела на
фоне белой колонны. «Прикажи сестрам вернуться в комнату, – прошептал
я. – Я пришел сюда рассказать тебе о судьбе брата, и ты должна слушаться
меня». Она замерла на секунду, затем повернулась на голос, пытаясь рассмотреть
меня в темноте. «У меня мало времени. Не бойся, я не сделаю тебе ничего
плохого», – как можно более убедительно произнес я. Оправившись от испуга,
она повиновалась. Она сказала сестрам, что ей просто померещилось, и велела им
идти в гостиную и закрыть дверь. Они подчинились с радостью людей, нуждающихся
в чьем-то руководстве. Тогда я вышел из тени и приблизился к Бабетте.
Глаза юноши округлились, и он спросил, прижав руку ко рту:
– Она видела вас… так же близко, как я сейчас?
