«Так оно и есть, – ответил Лестат. – Ты тешишь
себя надеждой отыскать других вампиров. Но они – тоже убийцы! Ты, с такой
трепетной душой, им не нужен. Они увидят тебя издалека и сразу поймут, что ты
собой представляешь. Тогда – берегись: они недоверчивы и постараются найти
способ уничтожить тебя. Даже если б ты был такой, как я, они поступили бы так
же; одиноким хищникам улиц общество нужно не больше, чем тигру в джунглях. Они
ревниво берегут свои секреты и сторожат свою территорию, очерченную невидимыми
границами. Собраться вместе их заставляют только соображения безопасности, и один
обязательно становится рабом другого. Так же, как у нас с тобой».
«Я никогда не был твоим рабом», – возразил я, хотя
прекрасно знал, что он говорит правду.
«Только так нас становится больше… только через рабство. Ты
в состоянии указать другой путь?» – спросил он и опять потянулся к кисти
девушки.
Почувствовав прикосновение острой стали, она медленно
открыла глаза. Он поднес бокал к свежей ране. Она моргала, старалась не дать
векам снова опуститься. Казалось, ее взор застилает пелена.
«Ты, верно, устала? – сказал ей Лестат. Она посмотрела
на него невидящим взглядом. – Устала! – повторил он, наклоняясь и
вглядываясь ей в глаза. – Тебе хочется спать».
«Да…» – еле слышно простонала она.
Он поднял ее на руки и отнес в спальню. Там, около стены, по
соседству с кроватью, застеленной бархатным покрывалом, стояли на ковре наши
гробы. Не обращая внимания на постель, Лестат аккуратно уложил ее в свой гроб.
Стоя на пороге комнаты, я наблюдал за происходящим.
«Что ты делаешь?» – спросил я его. Девушка оглядывалась по сторонам,
как испуганный ребенок.
«Нет… нет…» – жалобно стонала она. Лестат взялся за крышку,
и она закричала. Он захлопнул гроб, но она продолжала кричать.
«Зачем ты делаешь это, Лестат?» – спросил я.
«Потому что мне так нравится. – Он взглянул на
меня. – Я же не заставляю тебя радоваться вместе со мной. Ты же эстет,
придумай что-нибудь другое. Убивай быстро, если хочешь. Но убивай. Пойми
наконец, ты – убийца!» – Он раздраженно махнул рукой.
Девушка перестала кричать, Лестат пододвинул к гробу кресло
на изогнутых ножках, сел и закинул ногу на ногу, глядя на черную лакированную
крышку. Этот гроб был не такой, как теперешние, не прямоугольный ровный ящик.
Он сужался к обоим концам, причем самое широкое место приходилось туда, где
лежат скрещенные на груди руки покойника. По форме он напоминал человеческое
тело. Вдруг крышка открылась, и девушка села в гробу, изумленно глядя широко
раскрытыми глазами, ее синие губы дрожали.
«Ложись, милая, – сказал Лестат, силой заставляя ее
лечь. Она смотрела на него молча, с ужасом, близкая к истерике, а он добавил: –
Ты ведь уже мертва».
Не в силах подняться, девушка вскрикнула. Она извивалась,
как рыба, выброшенная на песок, будто хотела выбраться наружу через дно или
стенки.
«Это гроб, это гроб! – кричала она. – Выпустите меня
отсюда!»
«Рано или поздно мы все очутимся в таком ящике, –
заметил он. – Лежи себе тихо, золотко. Немногим удается опробовать свою
последнюю постель заранее. Тебе повезло».
Я не знаю, слушала она его или нет, но, увидев меня в
дверях, перестала сопротивляться. Она перевела взгляд на Лестата и снова на
меня.
«Помогите!» – сказала она мне.
Лестат повернулся ко мне.
«Я думал, ты почувствуешь все инстинктивно, как это было со
мной. Когда я помог тебе совершить первое убийство, думал, что ты захочешь еще
и еще, что будешь видеть в каждом человеке полную чашу, которая ждет, чтобы ты
выпил ее до дна. Я ошибся. Долгое время я не пытался исправить тебя, потому что
твоя слабость была удобной для меня. Я смотрел, как ты играешь в «тень» по
ночам или неподвижно стоишь и мокнешь под дождем, и говорил себе: «Он
простофиля, им легко управлять». Но ты и правда слабый, Луи. Это заметно не
только вампиру, но и смертным. В случае с Бабеттой мы подвергались серьезной
опасности. Ты как будто хочешь, чтобы мы оба погибли».
«Я не могу видеть, что ты делаешь». – Я отвернулся.
Глаза девушки прожигали меня насквозь. Она неотрывно смотрела на меня.
«Еще как можешь! – сказал Лестат. – Я видел тебя с
той девочкой. Ты вампир, такой же, как я!»
Он встал и направился ко мне, но девушка снова поднялась, и
ему пришлось вернуться, чтобы уложить ее на место.
«А может, нам сделать ее вампиром? – обратился он ко
мне. – Она станет одной из нас».
«Нет!» – тут же ответил я.
«Почему? Потому что она всего лишь шлюха? Должен заметить,
чертовски дорогая шлюха».
«Она сможет выжить или уже поздно?» – спросил я.
«Как трогательно! – съязвил он. – Она умрет».
«Тогда убей ее».
Девушка начала кричать, громко и бессвязно. Лестат сидел
рядом, точно окаменевший, я, не выдержав, снова отвернулся. Судорожно
всхлипывая, она уткнулась лицом в атласную обивку гроба. Рассудок почти покинул
ее, она плакала и молилась. То закрывая лицо руками, то обхватывая голову, она
молила Деву Марию спасти ее, размазывала кровь по волосам, одежде, атласу. Я
подошел к гробу и наклонился к ней. Я сразу понял, что она действительно
умирает; ее глаза еще горели, но кожа вокруг них уже подернулась мертвой
синевой. Вдруг она улыбнулась.
«Вы спасете меня, правда? – прошептала она. – Вы
не позволите мне умереть?»
Лестат взял ее ладонь в свою руку и произнес:
«Поздно, милая, тебе уже никто не сможет помочь. Только
взгляни на свои раны».
И он прикоснулся к двум пунктирным точкам у нее на шее.
Она схватилась обеими руками за горло, открыв от ужаса рот.
Крик замер у нее на губах. Я смотрел на Лестата, силясь понять, как он может
получать удовольствие от всего этого. Его лицо, ровное и гладкое, как у меня
сейчас, но более оживленное благодаря выпитой крови, было холодно и спокойно.
Он не взирал на нее с жадной злобой театрального злодея,
утоляющего жестокость мучениями жертвы. Он просто стоял и смотрел.
«Я не хотела быть плохой, – бормотала она в
отчаянии. – Я грешила не по своей воле. Вы не дадите мне умереть вот так,
без покаяния! – Она начала рыдать без слез. – Позвольте мне уйти, я
должна повидать священника перед смертью. Пустите меня».
«Зачем? – улыбнулся Лестат, словно ему в голову пришла
хорошая шутка. – Мой друг как раз священник. Ты присутствуешь на
собственных похоронах, милая. Ты пошла на званый ужин и умерла, но Бог дает
тебе шанс освободиться от грехов, понимаешь? Расскажи ему все без утайки».
