– Убийство для вампира – не только убийство. И это не
значит просто до отвала насосаться свежей крови. Это значит почувствовать чужую
жизнь; почувствовать, как она вместе с кровью медленно покидает тело. Убивая, я
каждый раз умираю сам и рождаюсь заново, как в ту ночь, когда я сосал кровь
Лестата и стук наших сердец слился воедино. Каждый раз это миг величайшего
наслаждения, единственного наслаждения, которое доступно вампиру. – Он
говорил очень серьезно, будто спорил с кем-то, отстаивал свое мнение. – До
сих пор не могу понять, почему Лестат не чувствовал того же. А может быть,
чувствовал, но скрывал. Так или иначе, ему не пришло в голову напомнить мне,
как я припал к его окровавленной руке – во имя жизни – и не хотел отпускать ее.
Он мог найти хорошее место, где бы я совершил первое убийство тихо и достойно.
Но он торопился так, словно за нами кто-то гнался. Он догнал раба, бросился на
него сзади, вцепился мертвой хваткой и подставил мне обнаженную шею
несчастного. «Ну же! – крикнул он нетерпеливо. – Обратной дороги
нет». Я подчинился, безвольно и с отвращением. Я встал на колени перед
согнувшимся в железных руках Лестата, но продолжающим бороться человеком,
придавил его плечи ладонями, добираясь до горла. Мои зубы еще не изменились
окончательно, и приходилось вырывать целые куски кожи с мясом из живого тела.
Но как только рана стала глубокой и кровь хлынула бурным потоком, я припал к
ней губами и начал пить… и все вокруг исчезло.
Лестат, болото, далекий шум в лагере – все перестало
существовать. Волшебство повторилось, как в первый раз; я чувствовал, как
бьется и затихает в моих руках теплое живое тело. И снова зазвучал барабан –
удары его сердца, но теперь они четко совпадали с моими, переполняли мою душу и
тело, потом ритм стал замедляться и превратился в долгий, тихий, бесконечный
гул. Я парил, плыл в невесомости, и вдруг Лестат оттащил меня от жертвы.
«Идиот, он давно уже мертв! – с присущей ему вежливостью сказал он. –
Нельзя сосать кровь трупа. Запомни!»
На мгновение я словно обезумел. «Нет, – убеждал я
Лестата, – его сердце все еще бьется». Меня неудержимо потянуло снова
вцепиться в этого раба.
Я шарил руками по его груди и наконец нашел запястье. Я уже
хотел прокусить вену, но Лестат отдернул меня за ногу, а потом ударил по лицу.
Пощечина ошеломила меня, но не боль от удара, а шок, эмоциональный взрыв. Я
очнулся в смятении и обнаружил, что стою, беспомощно прижавшись спиной к
кипарису, и смотрю в темноту, а ночь жужжит у меня в ушах, словно рой
насекомых. «Ты умрешь, если притронешься к нему, – поучал меня
Лестат. – Если пить кровь мертвеца, он сам высосет тебя до последней капли
и заберет с собой. Ты и так перебрал, тебе будет плохо».
Его голос действовал мне на нервы. Я чуть было не бросился
на него с кулаками. Но он оказался прав: скоро у меня действительно жутко
разболелся живот, мои внутренности словно затягивало в огромную воронку. Потом
я узнал, что так бывает, когда чужая мертвая кровь смешивается с собственной.
На обратном пути Лестат бесшумно пробирался по лесу, словно сытый кот, а я
плелся сзади, голова разламывалась от боли, и резь в желудке не прошла даже по
возвращении в Пон-дю-Лак.
Мы сидели в гостиной, Лестат раскладывал пасьянс. Я смотрел
на него с отвращением. Он говорил, что скоро я привыкну и научусь убивать. Я не
должен позволять себе переживать так, будто еще не стряхнул с себя «прах
бренной человеческой жизни». Впрочем, скоро все наладится. «Ты так думаешь?» –
спросил я, хотя его мнение не интересовало меня ни в малейшей степени. Уже
тогда я понял, что мы с Лестатом слишком разные. Для меня случившееся было
подобно мировому катаклизму. Мой мир переменился, я увидел другими глазами все
вокруг, начиная с портрета брата на стене в гостиной и кончая маленькой звездочкой
в небе за стеклянной дверью галереи. Я не мог себе представить, что другой
вампир может быть к этому равнодушен. И чувствовал, что продолжаю меняться.
Все, что видел и слышал, было мне безумно интересно, все трогало мою душу –
даже шуршание карт, которые глянцевыми рядами ложились на полированное дерево
стола.
Скучный и равнодушный, как простой смертный, он раскладывал
пасьянс и чертыхался, глядя на карты. Он пытался внушить мне, что ничего
особенного не произошло. Он не понимал, что другой может чувствовать иначе. К
утру мне окончательно стало ясно, что я стою гораздо выше его, и я горько
усмехнулся шутке судьбы, которая послала мне такого учителя. Ну что ж, пусть
научит меня тому, что знает сам, а мне остается только терпеть его вздорный
характер и злость на все и вся. Лестат стал мне совершенно безразличен. Но я
жаждал новых переживаний, столь же прекрасных и всепоглощающих, как первое
убийство. И понял, что, если хочу научиться чувствовать как можно глубже и
сильнее, я должен полагаться только на собственные силы. От Лестата не будет
толка.
Уже минуло далеко за полночь. Я поднялся и вышел на галерею.
Огромная луна стояла высоко над верхушками кипарисов, заливала светом
свежепобеленные стены и колонны, чисто подметенный дощатый пол. Ночной воздух
был чист и свеж после короткого летнего дождя, и капельки воды переливались
всеми цветами радуги на листьях и траве в саду. Я прислонился спиной к колонне,
касаясь головой нежных побегов жасмина, чудом уцелевших в борьбе с глицинией. Я
думал о бесконечных возможностях, простирающихся передо мной в пространстве и
времени. И тогда решил, что буду принимать все с нежностью и благоговением,
черпая из каждой новой встречи то лучшее, что поможет мне двигаться дальше и
дальше. Должен признаться, я и сам тогда толком не разбирался в собственных
мыслях. Понимаете, я уже не хотел жить очертя голову, потому что боялся
растратить попусту волшебный дар вампира – новое, пристальное видение.
– Я понимаю вас, – не задумываясь ответил
юноша. – Это похоже на любовь.
Глаза вампира засияли.
– Именно так. Это и есть любовь. – Он
улыбнулся. – Я рассказываю так подробно, чтобы вы поняли, что между
вампирами может пролегать пропасть, поняли, почему я не пошел по пути Лестата.
Я презирал его не потому, что он ничего не чувствовал. Просто не мог понять,
как можно терять понапрасну этот дар.
Но в ту же ночь он преподал мне еще один урок.
