Ее наполнило чувство гордости.
— Очень хорошие. Самые лучшие, если честно. Хотела бы я обладать их упорством.
— А вы не обладаете?
Нет, из-за чего папа и мама постоянно переживают.
— Мои родители хотят добиться перемен, а это требует жертв. Вы, конечно, понимаете это лучше, чем многие.
Брейди нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
— Ваша семья занимается политикой. Они посвятили себя служению народу, высшему благу. — (Брейди, кажется, позабавило это утверждение.) — В душе я оптимистка. Поэтому делаю то, что делаю. И надеюсь, теми, кто занимается политикой, руководит то же самое — желание добиться перемен.
Брейди задумался:
— Теоретически — да. Практически… Ну, как когда.
— Значит, тем более люди должны заставить выслушать себя. Надеюсь, все, что там творится, — Эспин показала на окно, — приведет именно к этому. Больше контактов, честный диалог между людьми и теми, кто, как считается, представляет их интересы.
— Именно поэтому я здесь.
Ах да. Она забыла, что он пришел с какой-то целью. С целью, которая, возможно, ей не понравится. Вот опять. Она увлеклась разговором с Брейди. Это плохо. Но дело в том, что Эспин понравилось беседовать с Брейди. Она знала, что он находит ее странной и немного забавной, но с ним так легко! «И смотреть на него тоже приятно», — шепнул тоненький внутренний голосок, но Эспин быстро заставила его замолчать.
— Я слушаю вас.
— Отлично, потому что именно этим я хочу попросить вас заняться.
— Что? Слушать вас?
— Нет. Людей вообще.
Наверное, она упустила что-то очень важное.
— Извините, я не понимаю.
— Я предлагаю вам работу.
От удивления Эспин едва не упала. Конечно, Брейди шутит. Она всмотрелась в его лицо. Нет, он говорит серьезно.
— Но у меня уже есть работа. И не одна, если честно.
— Я надеюсь, вы изыщете возможность взять везде отпуск и начать работать на меня. — Он кашлянул. — То есть на предвыборную кампанию.
Уж не положила ли Марго сегодня утром какую-нибудь травку ей в кофе? А если это не галлюцинация, тогда… Ух!
— Я… — Эспин откашлялась. У нее еще есть шанс спасти ситуацию, если она сможет быть разумной и профессиональной. — Это очень мило… заманчиво, но я ничего не понимаю в предвыборной стратегии.
— И не надо. Это моя обязанность. — Она хотела перебить его, но он поднял руку. — Вы очень умны. Не сомневаюсь, вы быстро освоитесь.
Почему от комплиментов Брейди все теплеет и светлеет внутри?
— Я не хочу участвовать в предвыборной кампании. Это не тот вид деятельности, который меня интересует.
— Я бы возразил вам, сказав, что в каком-то смысле именно тот. — Он подался вперед и уперся локтями в колени. — Сенатор Маршалл предлагает вам выслушивать граждан. Те, кто хочет, чтобы их голос был услышан, будут обращаться к вам — в рамках кампании. А вы должны отобрать самое важное и дать нам рекомендации, указать, какие именно проблемы мы должны решать в первую очередь.
— Вы серьезно?
— Совершенно серьезно. Эта история показала отцу, что люди считают, будто им хотят заткнуть рты, и возмущены этим. Он хочет быть сенатором, который прислушивается к своим избирателям.
Все это хорошо в теории. Но она вряд ли подходит для такой работы.
— У меня нет опыта…
— Я не согласен. Вы работали в «Движении за мир», в общественных организациях. Вы проявили искреннюю заинтересованность, а значение имеет только это. Я бы сказал, вы идеально подходите для такой работы.
— Вы собирали сведения обо мне или как?
В памяти Эспин всплыли разговоры родителей о вмешательстве в личную жизнь граждан. Может быть, это действительно не паранойя?
— Да.
И он не видит в этом ничего страшного.
— Я не знаю…
— Кроме того, внимание прессы переключится.
Это было бы неплохо.
— Каким образом?
— Вы — центр их притяжения. Но если вы станете ушами сенатора Маршалла, они больше не смогут изображать вас мученицей. Блюдо потеряет остроту. Одна пресс-конференция…
— Что? Пресс-конференция?
Брейди кивнул:
— Первое, что надо сделать завтра утром. Объявить о вашем новом положении.
Слова застряли у нее в горле. Она заставила себя встряхнуться.
— Вы не даете мне времени на размышления.
— Таково первое правило предвыборной кампании, Эспин. Действовать быстро.
Она встала и прошла к раковине попить воды.
— Не знаю, Брейди. Если честно, мне не очень нравится эта идея. По многим причинам.
Диванчик скрипнул, и Эспин поняла, что Брейди тоже встал. Но она не ожидала, что он положит руку ей на локоть. От прикосновения тепло разлилось по всему телу.
Что было еще одной, очень серьезной причиной для отказа. У нее легко могут появиться ненужные фантазии относительно Брейди Маршалла. Точнее, уже появились и всплывают на поверхность в самые неподходящие моменты.
— Почему вы не хотите? — спросил он.
Когда Эспин обернулась, Брейди был совсем близко, и она невольно устремила взгляд на его широкую грудь. А прямо у нее за спиной стоял кухонный столик. Отступать было некуда.
Почему эта квартирка такая маленькая?
— Ну… — Эспин искала вескую причину, которая могла бы удовлетворить Брейди. — Я в каком-то смысле противница системы. Работать на систему — значит вступить в противоречие с самой собой. Моя голова этого не выдержит. А у родителей будет инфаркт.
— Ну, считайте, что вы внедряетесь в стан врага. Подумайте, сколько сведений вы получите о внутреннем устройстве системы. Со временем вы сможете использовать их против нее.
На сей раз его шутка рассердила Эспин. У нее вновь возникли подозрения.
— Вам, кажется, очень хочется, чтобы я взялась за эту работу. Почему?
— Я не пришел бы к вам, если бы не хотел.
Она скрестила руки на груди:
— А какая вам от этого выгода?
— Лично мне? — Он пожал плечами. — Я как руководитель кампании хочу выиграть выборы. Вы способны в этом помочь. Честно говоря, выиграют все — я, вы, сенатор Маршалл, добрые жители штата Виргиния.
Эспин стало стыдно. Она знала, что в политике есть много профессиональных лжецов, но у нее не было причин не верить Брейди. Он мог бы, например, в пятницу добиться, чтобы ее арестовали, но ничего не сделал. Вместо этого обещал предоставить ей возможность изложить свое дело в офисе сенатора. А теперь он предлагает выход, как успокоить это безобразие.
