— Оливер! Ты сегодня рано.
— В амбулаторной клинике у меня окно, поэтому решил подняться. — Он откашлялся. — Ты имеешь какое-то представление о том, что происходит в комнате отдыха?
Салли широко улыбнулась:
— Уроки танцев?
Оливер остался мрачным:
— Да.
— Это замечательно, правда? Она здесь всего несколько дней, но я никогда не видела, чтобы кому-то удавалось наладить такой контакт с пациентами.
— Могу себе представить.
Казалось, Салли не заметила сухость его комментария.
— Она заставляет их шевелиться лучше, чем любые физиотерапевты, потому что превращает это в веселье. Даниэл сказал мне сегодня, что, возможно, включит танцы в свою практику. Он никогда не задумывался об этом, потому что всегда работал с каждым пациентом индивидуально. А пространственная терапия для целых групп обычно ассоциируется с домами престарелых, а не с больницами. — Салли покачала головой. — Кто бы мог подумать? Младшая медсестра начинает революцию.
Оливер поджал губы. Не было смысла выражать свое неодобрение, когда физиотерапевты и другие профессионалы в таком восторге. Может, ему следует подождать, пока кто-то из пациентов упадет и сломает руку или что-нибудь еще, чтобы вмешаться и прекратить это неподходящее и очень сомнительное занятие?
Он злился. Его никто не спрашивал. Разумеется, он может поговорить со старшим коллегой в гериатрическом отделении. Да, это вариант. Обычно он не пользовался влиянием, но, похоже, это тот самый случай, когда стоит напомнить о личном статусе. Мысль показалась ему заманчивой, но повлекла за собой другую. Оливер недовольно нахмурился.
— Леди Дороти? — коротко спросил он.
Конечно, его мать не стала бы выставлять себя дурой и рисковать хрупким здоровьем, потакая этой блондинке и ее сомнительным идеям. Лицо Салли смягчилось.
— Она в своей палате, — тихо проговорила она. — Мне жаль, Оливер, но она по-прежнему отказывается питаться.
Оливер кивнул и отправился в частную палату в конце коридора. Он мог понять нежелание участвовать в социальных делах в подобном окружении, но некоторые формы реабилитации были необходимы, если его мать не хотела лишиться возможности вести нормальную жизнь. Он на мгновение остановился около закрытой двери.
Сколько людей проходят мимо, не зная, что одна из самых уважаемых светских матрон в Окленде сейчас лежит в больнице Святого Патрика?
Леди Дороти Доусон была в кровати. Она расположилась на груде подушек, укутавшись в шелковую шаль. Серебряные волосы были расчесаны и сияли, но она выглядела бледной и несчастной. Ее лицо осветилось улыбкой, когда Оливер подошел к постели.
— Оливер! Какой приятный сюрприз!
Он поцеловал мягкую кожу ее щеки и понял, что бледность была в какой-то степени связана с тем, что на лице Дороти не было никакой косметики. Вероятно, она попросила одну из медсестер расчесать ее волосы, но для нее было бы унизительным позволить незнакомке сделать что-то настолько личное, как нанести основу или помаду.
Особенно для такой гордой и независимой женщины, как его мать.
— Как ты, мама?
— Я в порядке, дорогой. Я бы хотела отправиться домой.
— Скоро.
Улыбка Оливера скрыла волнение, когда он окинул взглядом комнату. Он научился молниеносно усваивать необходимую информацию.
Суставы рук матери были по-прежнему вздуты после сильного приступа артрита. Она выглядела так, словно продолжала терять вес, возможно, потому, что не позволяла кому бы то ни было, даже ему, помогать ей принимать пищу и вот уже несколько дней питалась только коктейлями и холодными супами. Однако потеря веса была не главной проблемой. Значительно сократившиеся порции еды и болезнь плохо действовали на уровень сахара в крови, из-за чего врачам становилось сложно контролировать ее диабет.
— Как боль?
Леди Дороти просто посмотрела на сына, и Оливеру пришлось снова улыбнуться. Так мать смотрела на него в детстве, когда он получал травму. Этот взгляд говорил: «Забудь и двигайся дальше», потому что боль была неудобством, которому нельзя позволять вмешиваться в свою жизнь. Или в исполнение обязательств. Так воспитывали Дороти Доусон, и так воспитала она своего единственного сына.
Возможно, его мать выглядела как изнеженная дама высшего общества Новой Зеландии, но он знал, что она обладает силой тигра и поистине золотым сердцем. О ее благотворительной работе ходили легенды, и больница Святого Патрика, как и многие другие организации, была обязана ей своим существованием. Леди Дороти было семьдесят три года, и ей никогда не приходилось работать ради денег, но она вкладывала больше времени и сил в свою страсть, чем какой-нибудь сорокалетний исполнительный директор большой корпорации.
Леди Дороти почувствует себя совершенно разбитой, если больше не сможет выполнять обязательства перед обществом, но сейчас она не могла даже сделать телефонный звонок, не говоря уж о том, чтобы держать ручку. И если уровень сахара в крови не стабилизируется, она не сможет самостоятельно водить машину. Более того, ее даже нельзя будет оставить одну из-за риска диабетической комы. Она никогда не нанимала людей, которые могли бы вторгнуться в ее личное пространство, хоть за домом и следила экономка, а за прилегающей территорией ухаживал садовник.
Их ждали перемены. Их обоих. И Оливер точно знал, что мать будет сопротивляться каждому шагу. И достижение целей не станет ни для кого из них настоящей победой. Для нее они станут болезненными, заставляющими отказываться от все большей независимости и гордости.
Он улыбнулся:
— Сегодня замечательный день. Если ты оденешься, я смогу вывезти тебя на прогулку в кресле, когда закончу с работой. Тебе будет полезно подышать свежим воздухом.
Его мать покачала головой. Он должен был найти лучший стимул, чем просто свежий воздух. И быстро. Одного взгляда на часы хватило, чтобы понять: у него заканчивается время, и скоро секретарь станет искать его в поликлинике.
— Мы сможем найти что-нибудь вкусное на ужин, — продолжал он. — Я знаю, поблизости есть кафе.
Его улыбка стала шире, когда он достал свое главное оружие и ударил по самому большому секрету своей матери.
— Чизбургеры, — предложил он. — И картошка фри.
Идея была великолепна. Несмотря на негнущиеся пальцы, леди Дороти сможет справиться с такой едой, а в ней содержится много калорий.
К его ужасу, в глазах матери появились слезы. Они исчезли, когда она потрясла головой в знак отказа, но Оливер увидел ее страдание. Он положил ладонь поверх ее руки:
— Что случилось, мам?
— Софи, — дрожащим голосом ответила мать.
— Кто такая Софи?
Может, так зовут неуклюжую блондинку, маскирующуюся под медсестру, которая устроила танцы в коридоре? Если она сделала что-то, что расстроило его мать, ей придется поплатиться за это. Оливер вдруг подумал, что если будет так яростно защищать леди Дороти на публике, то его могут счесть маменькиным сынком, но он не мог поступить иначе. Она была его единственной семьей. Единственным в мире важным для него человеком. И неужели его волновало, что может подумать младшая медсестра с огромными голубыми глазами?
