— Может, единственным, и я хочу сказать, что, если он будет похож на свою мать, я сочту это благословением.
— О… — только и смогла произнести Белла.
Она наклонилась и крепко обняла леди Дороти, затем услышала свое имя.
— Белла? Я бы хотел поговорить, если ты не возражаешь.
Он собирался серьезно поговорить с Беллой, как только она приедет сегодня утром, но опоздал. Случайно услышав последние слова матери, его собственная подготовленная речь показалась глупой и бездарной.
Как он теперь мог предложить ей выйти за него замуж и обещать заботиться о ребенке, ведь будет казаться, что он просто пытается порадовать свою мать? Он вспоминал, как решил, что Белла расстроила леди Дороти, предложив ей надеть розовые штаны, и тогда он был готов разорвать ее на части. Он был так смущен, когда думал, что его могут счесть маменькиным сынком.
Или, что еще хуже, Белла решит, что он поступает правильно, потому что напыщен, зануден и… предсказуем. Полная противоположность ей.
Он провел Беллу в гостиную, закрыл дверь и повернулся к ней, не зная, как лучше начать.
— Что случилось, Белла? — наконец выдавил он.
Белла просто смотрела на него. Своими огромными, испуганными и очень голубыми глазами. Ее волосы были собраны в простой хвост, и несколько прядей выбились, обрамляя лицо. Она быстро дышала, и он видел, как ее соблазнительная грудь поднимается и опускается.
Это был очень глупый вопрос. Он прекрасно знал, как это произошло. И если бы получил возможность вернуться в тот момент, он вряд ли бы сумел устоять перед соблазном.
Он никогда не хотел ни одну женщину так, как Беллу Грэхем.
Оливер закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки.
— Ты сказала мне, что принимаешь таблетки.
— Нет, я сказала, что все в порядке. И имела в виду половые инфекции. Я сдавала все анализы. Я никогда не занималась незащищенным сексом. Я знала, что…
— Я спросил, пьешь ли ты таблетки, — перебил ее Оливер. — Ты знала, что не пьешь, но тем не менее заставила меня поверить, что нежелательная беременность исключена.
— Я так и думала. У меня была таблетка после.
— И ты приняла ее?
— Конечно, я приняла ее.
Теперь глаза Беллы блестели от злости. Неужели он предполагает, что она давно запланировала все это, чтобы заполучить его имя и состояние? На ее лице читалось еще какое-то чувство. Вина.
— Что? — спросил он. — Что ты мне не рассказываешь, Белла?
— Она была немного… просрочена. Я думала, что это не важно.
Она выглядела потрясенной, словно виноватый ребенок, знающий, что сделал что-то плохое.
Но это было так похоже на нее. Небрежность. Желание наслаждаться моментом и не беспокоиться, что случится дальше. Она доверяла своим инстинктам, которые, как он вынужден был признать, обычно подсказывали правильно.
Именно так она смогла найти подход к его матери. Если бы не пренебрежение правилами, леди Дороти до сих пор лежала бы на больничной койке, слишком печальная, чтобы даже попробовать программу реабилитации. Оливер никогда не забудет вид ярко-розовых спортивных штанов в мусорной корзине. Даже сейчас ему хотелось улыбнуться.
— Я знаю, что это было безответственно, — сказала Белла. — И мне очень жаль.
Оливеру тоже было жаль. Он жалел, что начал этот разговор в такой озлобленной манере. Желания его матери не имели никакого отношения к случившемуся, но сможет ли Белла понять, что в какой-то момент в эту долгую бессонную ночь, которую он с трудом пережил, он вдруг осознал свое желание жениться на ней?
Эта беременность может быть настоящим благословением. Нужным толчком, чтобы справиться со своим… занудством, в котором он жил столько лет, пытаясь делать «правильные вещи» и избегать эмоциональных привязанностей.
Он знал, что, если не удержит Беллу, она исчезнет навсегда.
Теперь он понимал, почему она вела себя так тихо и… хорошо последние несколько недель. Она узнала о беременности. Часть ее исчезла, и его это тревожило. Он постоянно думал о ней, когда должен был концентрироваться на работе. Он видел, что что-то не так.
Он скучал по ней. Если она покинет его, насколько сильнее станет это чувство?
Оно станет невыносимым.
Потому что чуть позже, когда уже начинало рассветать, все кусочки мозаики стали на свои места, позволив ему, наконец, уснуть. Именно поэтому он не был наверху, ожидая приезда Беллы, как собирался.
Покой пришел от осознания, что чувство, которое он пытался выжечь с помощью физической нагрузки, ушло.
Сейчас он знал, что это за чувство.
Он хотел не просто семью, не просто крепкой связи, подобной той, которая объединяла его с матерью в детстве.
Нет, ему не хватало той любви, которая может быть только к человеку родственному в душе, а не по крови. Та любовь, которая дает рождение новому поколению. Новой семье.
Та любовь, которую он испытывал к Белле.
А теперь пришло время рассказать ей. Не сделать «правильную вещь», а расставить все по своим местам. Но сначала он должен был кое-что объяснить.
— Мы из очень разных семей, не так ли, Белла?
Она настороженно смотрела на него, как будто ждала, что он обвинит ее в попытке заполучить его богатство. Оливер неуверенно покачал головой, словно отрицая подозрение.
— Мои родители поженились, потому что от них этого ждали. А не потому, что они любили друг друга.
Белла тяжело вздохнула:
— Ты собираешься сказать мне, что они поженились, потому что твоя мать была беременна?
— Что? Господи, нет.
Эта идея казалась странной, как и образ леди Дороти в розовых спортивных штанах с эластичным поясом.
— Нет, они были из одного круга. Люди, стремившиеся к одному и тому же, разделявшие одни и те же ценности. Все считали их идеальной парой.
— И они были ей?
— Нет, совсем нет.
— Ну… тогда все понятно.
— Прости? — Оливер никак не мог понять ее комментарий, и это пугало его.
Что он пытался сказать? Что их отношения неприемлемы, но не потому, что она не сможет вписаться в его круг. Неприемлемость заключалась в том, что он был для нее неподходящим мужчиной.
Оливер боялся открыть ей свои чувства — Белла может ответить, что между ними ничего не может быть. Что он станет мертвым грузом в той жизни, которую она планировала. Что он будет держать ее и делать ее жизнь менее интересной. Менее веселой.
— На ожидания нельзя полагаться? — твердо спросила Белла.
Она говорила про брак его родителей?
— Нет, — согласился Оливер. — Нельзя.
