Однажды мне приснился дом, но что именно – не помню. Я
проснулся в слезах, и из темноты раздались негромкие голоса – шквал нежных,
вкрадчивых утешений.
Мне казалось, что самое лучшее – это остаться в одиночестве.
Я ошибался. Когда меня заперли на несколько дней и ночей в темной комнате без
хлеба и воды, я начал кричать и биться о стену. Никто не пришел.
Через какое-то время я впал в ступор, а когда дверь наконец
открылась, испытал невероятное потрясение – я резко вздрогнул и сел, прикрывая
глаза. Лампа представлялась мне опасным и грозным врагом. Кровь в висках
пульсировала, болью отдаваясь в голове.
И тут я почувствовал мягкий, ненавязчивый аромат: смесь
запахов душистых дров, горящих в очаге в снежную зиму, раздавленных цветов и
какого-то масла.
Меня коснулось что-то твердое, словно сделанное из дерева
или меди, однако при этом явно живое. В конце концов я открыл глаза и увидел
перед собой незнакомого мужчину, а то, что я принял за нечто деревянное или
медное, оказалось его пальцами – очень белые и жесткие на ощупь, они тем не
менее поддерживали меня чрезвычайно нежно и бережно. Взгляд голубых глаз
незнакомца был пронзительным и в то же время на удивление ласковым.
– Амадео... – прошептал он.
С головы до ног облаченный в красный бархат, он оказался
потрясающе высоким. Светлые волосы, тщательно расчесанные на пробор, как у
святых, густыми прядями спускались до плеч, где рассыпались по плащу блестящими
волнами. У него был гладкий, без единой морщинки лоб и высоко расположенные
прямые золотистые брови, достаточно темные, чтобы придать чертам лица четкость
и решительное выражение. Ресницы темно-золотыми нитями загибались вверх. А
когда он улыбнулся, полные, красиво очерченные губы мгновенно порозовели.
Я узнал его! Я с ним разговаривал! Никакое другое лицо не
могло показаться столь чудесным.
Он улыбался мне с такой добротой! Кожа над губой и
подбородок были чисто выбриты – на его лице я не разглядел ни единого волоска.
Тонкий, изящной формы, но достаточно крупный нос не нарушал пропорции поистине
неотразимого лица.
– Нет, я не Христос, дитя мое, – сказал он. – Я
тот, кто приносит свое собственное спасение и вечное блаженство. Приди в мои
объятия.
– Я умираю, мой господин. – Даже сейчас я не могу
сказать, на каком языке произнес в тот момент эти слова. Но он понял.
– Нет, малыш, ты не умираешь. Теперь ты переходишь под мое
покровительство и, возможно, – если звезды не отвернутся от нас, а будут
нам благоприятствовать, – не умрешь никогда.
– Но ты же Христос! Я тебя знаю!
Он опустил взгляд и с улыбкой покачал головой. Полные губы
чуть раздвинулись, открыв взору белоснежные зубы. Потом он подхватил меня под
мышки, приподнял и поцеловал в шею. От этого поцелуя по коже моей пробежали
мурашки, и я застыл словно парализованный. Глаза у меня сами собой закрылись, а
он коснулся пальцами моих опущенных век и нежно шепнул в самое ухо:
– Спи. Я отнесу тебя домой.
Проснулся я в огромной купальне. Ни у кого в Венеции такой
ванны никогда не было. Однако это я могу утверждать сейчас, после того как
многое повидал. Но что я знал об обычаях этой страны тогда? Тем не менее это
был настоящий дворец – во дворцах мне бывать доводилось.
Я выбрался из бархатного свертка, в котором лежал, –
если не ошибаюсь, это был его красный плащ, – и увидел справа от себя
огромную кровать с пологом, а за ней – глубокий овальный бассейн, собственно
ванну. Из раковины, поддерживаемой ангелами, в ванну текла вода, от широкой
поверхности поднимался пар, а в клубах пара стоял мой господин. На его
обнаженной белой груди розовели соски, а волосы, отброшенные со лба, казались
еще более густыми, светлыми и прекрасными, чем раньше.
Он поманил меня к себе.
Я боялся воды. Я встал на колени возле самого края ванны и
погрузил в нее пальцы.
Удивительно быстрым и грациозным движением он подхватил меня
на руки и по плечи опустил в теплую воду, а потом откинул назад мою голову.
Я снова посмотрел на него. Над нами на ярко-голубом потолке
словно живые парили ангелы с гигантскими, покрытыми белыми перьями крыльями.
Никогда я не видел таких великолепных кудрявых ангелов, вопреки любым правилам
и стилям выставляющих напоказ свою человеческую красоту: мускулистые
конечности, кружащиеся вихрем одеяния, развевающиеся локоны. Все это казалось мне
определенным безумием – пышущие здоровьем и энергией фигуры, их буйные
божественные игры в тумане поднимавшегося к потолку и растворявшегося в
золотистом сиянии пара...
Я вглядывался в склонившееся ко мне лицо нового господина и
мысленно молил: «Поцелуй меня еще раз... да, пожалуйста... тот трепет...
поцелуй меня...»
Но он принадлежал к той же породе, что и эти нарисованные
существа. Он был одним из них и обитал в своего рода варварском раю,
принадлежащем языческим солдатским богам, где все сводится к вину, фруктам и
плоти... Я попал в дурное место.
Он запрокинул голову и звонко рассмеялся, а потом зачерпнул
пригоршню воды и плеснул мне на грудь. Когда он открыл рот, перед моими глазами
на секунду мелькнуло нечто странное и опасное: зубы, больше походившие на
волчьи клыки. Но они тут же исчезли, и только губы крепко прижались к моему
горлу, а чуть позже коснулись поцелуем плеча и спустились ниже, к груди,
которую я не успел прикрыть.
Я застонал и теснее приник к нему в воде, а его губы,
скользнув по моей груди, уже прижимались к животу. Он нежно вбирал в себя мою
кожу, как будто высасывал из нее всю соль и жар, и даже его лоб, уткнувшийся
мне в плечо, наполнял меня теплыми, восхитительными ощущениями... А когда он
наконец добрался до самого грешного места, я почувствовал, как оно взметнулось
вверх и выстрелило – словно превратилось вдруг в арбалет и выпустило стрелу. Я
вскрикнул.
Он позволил мне еще какое-то время оставаться в прежнем
положении, затем неторопливо омыл мое тело, куском мягкой складчатой ткани вытер
лицо и ополоснул в воде волосы.
А когда он решил, что я достаточно отдохнул, мы снова начали
целоваться.
Перед рассветом я проснулся в его постели. Я сел и увидел,
что он надевает широкий плащ и покрывает голову. В этой комнате тоже было полно
мальчиков, но не унылых, истощенных наставников из борделя. Мальчики,
собравшиеся вокруг кровати, были красивыми, сытыми, веселыми и милыми.
Разноцветные туники ярких, искрометных оттенков, с
аккуратными складками и туго затянутыми поясами придавали им девичью грацию. У
всех были роскошные длинные волосы.
Мой господин обернулся и на прекрасно знакомом мне языке
сказал, что я – его единственное дитя, что сегодня ночью он непременно
вернется, а я к тому времени успею познакомиться с новым для себя миром.
