Мой господин был в ужасном состоянии. Он был просто
ошеломлен. Он оттолкнул меня, но поддержал, не позволяя упасть, а потом
направился к кровати и сел рядом с Бьянкой. Она еще глубже вжалась в изголовье
и потянулась к прозрачной золотой занавеске, словно та могла ее спасти.
Она посерела, съежилась, но не сводила с Мастера неистовых
голубых глаз.
– Мы с тобой оба убийцы, Бьянка, – прошептал он,
протягивая к ней руку.
Я бросился вперед, но он небрежно задержал меня правой
рукой, а левой расправил на ее лбу несколько выбившихся из прически кудряшек и
опустил ладонь на ее голову, словно священник, дающий благословение.
– Я была вынуждена так поступить, сударь, – сказала
она. – В конце концов, разве у меня был выбор? – Какая же она была храбрая,
какая сильная! Сплав тонкого, нежного серебра со сталью. – Что мне делать,
раз мне дают задания, причем я знаю, что′ придется делать и для кого. Как
же они хитры! То зелье убивало жертву постепенно, в течение многих дней, вдали
от моего гостеприимного дома.
– Пригласи сюда своего притеснителя, дитя, и отрави, вместо
того чтобы травить тех, на кого он укажет.
– Да, так все и разрешится, – поспешно сказал я. –
Убей того, кто тебя заставляет.
Она, казалось, всерьез призадумалась, а потом улыбнулась.
– А как же его стража, его родня? Меня задушат за такое
предательство.
– Я убью его ради тебя, милая, – сказал Мариус. –
И за это тебе не придется расплачиваться со мной новыми преступлениями – ты
просто забудешь о жажде, которую прочла в моем взгляде этой ночью.
Впервые ее мужество, казалось, дрогнуло. Ее глаза
наполнились чистыми красивыми слезами, и в них промелькнула тень усталости. Она
на секунду склонила голову.
– Ты знаешь, кто он, ты знаешь, где его дом, ты знаешь, что
он сейчас в Венеции.
– Считай, что он мертв, моя прекрасная дама, – заверил
ее мой господин.
Я обхватил его рукой за шею и поцеловал в лоб.
– Ну, пойдем, херувим, – сказал он мне, не отводя от
нее взгляда. – Избавим мир от этого флорентийца, этого банкира, который
использует Бьянку, чтобы расправиться с теми, кто доверил ему свои счета.
Такая догадливость потрясла Бьянку, но она опять улыбнулась
мягкой, понимающей улыбкой. Она была такая грациозная, неподвластная ни
гордыне, ни горечи. Создавалось впечатление, что она обладала способностью
отбрасывать от себя все плохое.
Мой господин покрепче прижал меня к себе правой рукой. Левой
он извлек из куртки большую прекрасную грушевидную жемчужину. Бесценная вещь.
Он передал ее Бьянке, которая на мгновение заколебалась, однако все же приняла
дар. Жемчужина мягко скользнула в ее раскрытую ладонь.
– Позволь поцеловать тебя, милая принцесса, – обратился
к ней Мастер.
К моему изумлению, она ни словом не возразила, и он осыпал
ее легкими поцелуями. Я увидел, как сошлись к переносице ее изящные золотые брови,
как глаза затуманились, а тело расслабилось. Она откинулась на подушки и крепко
заснула.
Мы удалились. Мне показалось, будто я услышал, как за нами
захлопнулись ставни. Ночь выдалась сырая и темная. Моя голова утыкалась в плечо
Мастера. Я не смог бы посмотреть в небо или пошевелиться, даже если бы захотел.
– Благодарю тебя, мой возлюбленный повелитель, за то что ты
не убил ее, – прошептал я.
– Она не просто практичная женщина, – сказал он. –
Она еще не сломлена. Она невинна и в то же время коварна и поистине достойна
титула герцогини и даже королевы.
– Но куда мы теперь идем?
– Мы уже пришли, Амадео. Мы на крыше. Посмотри вокруг.
Слышишь, как шумно внизу?
Снизу действительно доносились громкие звуки бубнов, флейт и
барабанов.
– Значит, они умрут в разгар пира, – задумчиво
прошептал Мастер. Он стоял на краю крыши, держась за каменные перила. Ветер
развевал плащ за его спиной. Мастер обратил взгляд к звездам.
– Я хочу видеть все, – заявил я.
Он закрыл глаза, как будто его ударили.
– Не считайте меня бесчувственным, сударь, – продолжал
я. – Не думайте, что я переутомился или просто привык к грубости и
жестокости. Я всего лишь раб, сударь, раб Божий. Если я правильно помню, мы не
вправе сомневаться и задавать вопросы. Мы будем смеяться, будем принимать все как
есть и превратим нашу жизнь в радость.
– Тогда спускайся со мной. Там их целая толпа – толпа хитрых
флорентийцев. Как же я голоден... Я специально голодал в ожидании подобной
ночи.
Глава 5
Наверное, так себя чувствуют смертные во время охоты на
большого зверя в лесу или в джунглях.
Что касается меня, то, спускаясь по лестнице с потолка в
обеденный зал нового, богато украшенного палаццо, я ощущал крайнее возбуждение.
Сейчас умрут люди. Сейчас произойдет убийство. Плохие люди, люди, несправедливо
поступившие с прекрасной Бьянкой, будут без малейшего риска убиты моим
всемогущим господином, что не подвергнет опасности никого из тех, кого я знал
или любил.
Целая армия наемников не могла бы испытывать к этим
личностям меньшее сострадание. Наверное, даже венецианцы, атакующие турок,
больше сочувствовали своим врагам.
Я был зачарован; я уже ощущал запах крови, и это
казалось мне весьма символичным. Я хотел видеть, как прольется кровь. Так или
иначе, мне не нравились флорентийцы, и я мечтал о быстрой расправе с теми, кто
не только подчинил Бьянку собственной воле, но и подверг ее опасности стать
жертвой моего господина.
Да будет так.
Мы вошли в просторный, красиво отделанный обеденный зал, где
несколько человек обжирались великолепным ужином из жареного поросенка. По всей
комнате с огромных металлических стержней свисали фламандские гобелены, совсем
новые, живописующие прекрасные сцены охоты: вельможи и их дамы, лошади и
гончие... Эти тяжелые гобелены закрывали даже окна и доходили до самого пола.
Пол же был сделан из изящно инкрустированного разноцветного
мрамора и украшен изображениями павлинов – в их больших веерообразных хвостах
поблескивали настоящие драгоценные камни.
По одну сторону широкого стола сидели трое мужчин, буквально
пускающих слюни над золотыми блюдами с липкими костями рыбы и птицы и остатками
жареного поросенка, бедного раздувшегося существа, чья голова с постыдно
зажатым в челюстях традиционным яблоком, словно символизировавшим выполнение
его последнего желания, осталась нетронутой.
