Другая троица – молодые мужчины, довольно симпатичные и в
высшей степени атлетически сложенные, с великолепными мускулистыми ногами –
была поглощена танцами: сцепившись за руки, они образовали кружок, в то время
как небольшая группа мальчиков аккомпанировала им на разных инструментах.
Именно эту музыку – грохочущий марш – мы и услышали с крыши.
После изобильного пира на одежде присутствующих остались
пятна и следы жира. Но любой из них мог похвастать густыми и длинными, как
велела мода, волосами, а также нарядными, богато расшитыми шелковыми туниками и
чулками. Комнату не согревал огонь, но никому из присутствующих он не был
нужен, все уже сбросили бархатные куртки, отороченные напудренным горностаем
или серебристой лисой.
Вино разливал, а точнее расплескивал, из кувшина по кубкам
человек, явно не способный справиться с этой задачей. А танцующая троица хотя и
была исполнена благих намерений разыграть свою сцену, буянила и толкала друг
друга, намеренно высмеивая всем нам знакомые танцевальные фигуры.
Я сразу заметил, что прислугу уже отпустили. Несколько
кубков лежали опрокинутыми. Несмотря на зиму, над сияющими полуобъеденными
скелетами и горками влажных фруктов вились стайки крохотных мошек.
Над комнатой повис золотистый туман – дым табака, так как
они курили самые разнообразные трубки. Фон гобеленов был неизменно темно-синим,
что придавало всей сцене теплоту, подчеркивая яркий блеск богатых разноцветных
одежд мальчиков-музыкантов и собравшихся гостей.
Едва мы вошли в теплую дымную комнату, меня совершенно
одурманила ее атмосфера, и, когда мой господин велел мне сесть у края стола, я
поспешил последовать его приказу, поскольку едва не падал от слабости. Надо ли
говорить, что я постарался не дотрагиваться даже до столешницы, а уж тем более
до тарелок.
Краснолицые громкоголосые весельчаки не обращали на нас
внимания. Громкая ритмичная музыка подавляла все другие ощущения. Но мужчины до
того напились, что не заметили бы нас и в гробовой тишине. Мой господин
запечатлел на моей щеке поцелуй и прошел к самой середине стола, к свободному месту,
предположительно оставленному одним из тех, кто скакал в тот момент под музыку;
Мастер перешагнул через скамью с подушками и сел. Только тогда оказавшиеся по
обе стороны от него двое мужчин, которые до того момента яростно орали друг на
друга, споря о чем-то, обратили внимание на блистательного гостя в алых
одеждах.
Мой господин сбросил капюшон плаща, открыв взорам пирующих
свои феноменально длинные волосы. Он снова стал похож на Христа во время Тайной
вечери: тонкий нос, гладкие полные губы, светлые, ровно расчесанные на пробор
волосы, сверкающие от ночной влаги.
Он по очереди осмотрел обоих гостей, и, к моему
изумлению, – я наблюдал за ним с другого конца стола – углубился в их
разговор, обсуждая зверства, обрушившиеся на венецианцев, оставшихся в Константинополе,
когда турок двадцати одного года от роду, султан Мехмед Второй, завоевал город.
Похоже, они спорили по поводу того, как именно турки
ворвались в священную столицу, и один человек говорил, что, если бы
венецианские корабли не отплыли от Константинополя, город еще можно было бы
спасти.
Никоим образом, утверждал другой мужчина, рыжеволосый
здоровяк с золотистыми глазами. Какой красавец! Если Бьянку сбил с пути этот
негодяй, то я мог себе представить, как ему это удалось. Между рыжей бородой и
усами виднелись роскошные губы, изогнутые, как лук Купидона, а сильная челюсть
была под стать мраморным шедеврам Микеланджело.
– Сорок восемь дней турецкие пушки обстреливали городские
стены, – объяснял он своему собеседнику, – и в результате они
прорвались. На что оставалось надеяться? Ты хоть раз видел такие пушки?
Второй, очень хорошенький темноволосый молодой человек с
оливковой кожей, круглыми щеками, маленьким носом и огромными черными
бархатными глазами, разъярился и сказал, что венецианцы вели себя как трусы,
что поддержка их флота могла бы остановить даже пушки, если бы он только
появился на месте событий.
– Константинополь бросили! – объявил он, стукнув
кулаком по стоявшему перед ним блюду. – Ему не помогли ни Венеция, ни
Генуя. В тот страшный день величайшую империю на земле обрекли на развал!
– Неправда, – довольно спокойно сказал мой господин,
поднимая брови и слегка наклоняя голову набок. Он медленно обвел взглядом
каждого из собеседников по очереди. – На самом деле многие храбрые
венецианцы пришли на помощь Константинополю. У меня есть основания полагать,
что даже прибытие всего венецианского флота не остановило бы турок. Молодой
султан Мехмед Второй мечтал получить Константинополь, и ничто не могло его
остановить.
Это было очень интересно. Я с удовольствием готов был
получить урок истории и, чтобы лучше видеть и слышать, вскочил и обошел вокруг
стола, подтащив к спорящим легкое кресло со скрещенными ножками и удобным
сиденьем из красных кожаных ремней. Я поставил его на углу, не желая терять из
виду и танцоров, которые при всей своей неловкости представляли собой достойное
наблюдения зрелище – хотя бы из-за длинных развевающихся разукрашенных рукавов
и усыпанных драгоценностями туфель.
Рыжий мужчина за столом откинул назад длинную густую
кудрявую гриву и, встретив сильную поддержку со стороны моего господина, окинул
его восхищенным взглядом.
– Да-да, вот человек, который знает, что там произошло, а ты
все врешь, дурак, – сказал он собеседнику. – А знаешь ли ты, что
генуэзцы храбро сражались до самого конца? Папа послал три корабля; они
прорвали блокаду и проскользнули прямо к поганому замку султана, Румели Хизар.
Это был Джованни Лонго – представляешь себе подобную храбрость?
– Честно говоря, нет! – ответил черноволосый,
наклоняясь к Мастеру.
– Настоящая храбрость, – небрежно заметил мой
господин. – Зачем вы говорите чушь, в которую сами не верите? Будет вам,
вы же знаете, что произошло с венецианскими кораблями, захваченными султаном.
– Да, что ты на это скажешь? А ты бы поплыл в ту
гавань? – вопросил рыжеволосый флорентиец. – Знаешь, что сделали с
венецианскими кораблями, захваченными за полгода до этого? Всех до единого, кто
был на борту, обезглавили.
– За исключением командующего! – выкрикнул танцор,
обернувшийся, чтобы вступить в разговор, но не прекративший танцевать, дабы не
сбиться с шага. – Его посадили на кол. Его звали Антонио Риццо – это был
один из благороднейших людей в мире.
Он продолжил танец, сделав небрежный презрительный жест
через плечо. Потом, совершая пируэт, поскользнулся и чуть не упал. Остальные
танцоры подхватили его. Черноволосый за столом качал головой.
– Будь там весь венецианский флот!.. – закричал
он. – Но вы, флорентийцы и венецианцы, все одинаковые, предатели, вечно
себе лазейку ищете.
