– Тайну! – фыркнул пожилой человек. Он пододвинулся к
ним и, широко взмахнув левой рукой, столкнул со скамьи мертвеца, который упал
через нее на пол.
– Господи Боже, бессердечный ублюдок, – сказал
рыжий. – Слышал, как треснул его череп? Не смей обращаться так с моим
гостем, если тебе жизнь дорога.
Я подошел поближе к столу.
– Да, иди, иди сюда, красавчик, – позвал рыжий. –
Присаживайся. – Он обратил ко мне свои пламенеющие золотом глаза. –
Садись напротив меня. Господи, только просмотрите на Франсиско. Готов
поклясться, я слышал, как треснул его череп.
– Он умер, – мягко произнес Мариус. – Пока что все
в порядке, беспокоиться не о чем.
Его лицо буквально светилось от выпитой крови, а волосы на
фоне порозовевшей кожи казались еще светлее. Вокруг глаз ожили крошечные
паутинки сосудов, ни на йоту не лишая их приводящей в благоговейный восторг,
сияющей красоты.
– Хорошо, прекрасно, они умерли. – Рыжий пожал
плечами. – Да, так вот, я говорил, – и вам, черт подери, стоит мои
слова запомнить, потому что я это точно знаю, – что монахи взяли священную
чашу и священную просфору и пошли в потайное место в храме Святой Софии. Мой
отец все видел своими глазами. Я знаю тайну.
– Глазами, глазами... – передразнил его пожилой
человек. – У тебя, должно быть, павлин был вместо отца, что у него столько
глаз!
– Заткнись, или я перережу тебе горло! – огрызнулся
рыжий. – Смотри, что ты сделал с Франсиско, взял его и опрокинул.
Господи! – Он лениво перекрестился. – Да у него на затылке кровь!
Мой господин обернулся и, нагнувшись, намочил пальцы в этой
крови. Он медленно повернулся ко мне, потом к рыжему и слизнул кровь с одного
пальца.
– Мертвый, – с легкой усмешкой сказал он. – Но она
еще вполне теплая и густая. – Он медленно улыбнулся.
Рыжий смотрел на него завороженно, как ребенок на
представление марионеток. Мой господин раскрыл окровавленную ладонь, как бы
говоря: «Хочешь попробовать?»
Рыжий схватил Мариуса за запястье и облизал кровь с большого
и указательного пальцев.
– М-м-м-м, как вкусно, – протянул он. – Все мои
товарищи – отличной крови.
– И не говорите, – ответил мой господин.
Я не мог оторвать взгляд от его изменившегося лица. Теперь
казалось, что его щеки даже потемнели, а быть может, они просто изменяли форму,
когда он улыбался. У него порозовели губы.
– И я еще не закончил, Амадео, – прошептал он. – Я
только начал.
– Он не сильно ранен! – настаивал пожилой человек. Он
рассмотрел лежавшую на полу жертву. Он волновался. – Неужели он его убил?
У него на затылке просто крошечный порез, вот и все. Разве нет?
– Да, крошечный порез, – сказал Мариус. – И в чем
же заключается тайна, дорогой друг? – Он повернулся спиной к седому
мужчине, заговорив с рыжим с куда большим интересом, чем прежде.
– Да, прошу вас, – сказал я. – В чем же тайна,
сударь? В том, что священники бежали?
– Нет, мальчик, не будь тупицей! – ответил рыжий,
взглянув на меня через стол. Он был невероятно красив. Бьянка его когда-нибудь
любила? Она никогда не рассказывала.
– Тайна, тайна... – сказал он. – Если ты в эту
тайну не поверишь, то ни во что уже не поверишь – ни в святое, ни в нечестивое.
Он поднял кубок. Но тот был пуст. Я взял кувшин и наполнил
кубок темным ароматным вином. Я подумал, не стоит ли и мне попробовать, потом
отвращение взяло верх.
– Чушь, – прошептал мой Мастер. – Выпей за упокой
их душ. Давай. Вон чистый кубок.
– Ах да, прости меня, – сказал рыжий. – Я даже не
предложил тебе кубок. Господи, подумать только, я кинул тебе на пол простой
ограненный бриллиант, когда хотел получить твою любовь.
Он взял кубок – богатую, изысканную вещицу, инкрустированную
серебром и усыпанную крошечными сверкающими камнями. Теперь я заметил, что все
кубки составляли один набор, на каждом были вырезаны миниатюрные изящные
фигурки, украшенные одинаковыми яркими камешками. Он со звоном поставил кубок
на стол, взял у меня кувшин, наполнил кубок и протянул его мне.
Я подумал, что меня вырвет прямо на пол. Я посмотрел на мужчину,
на его почти приятное лицо и красивые огненно-рыжие волосы. Лицо его озарила
мальчишеская улыбка, открывшая мелкие, но идеально белые, просто жемчужные
зубы. Казалось, он влюбился в меня до безумия и размечтался, не произнося ни
слова.
– Бери, выпей, – велел мне Мастер. – Ты ступил на
опасный путь, Амадео, так выпей же за знания, выпей за силу.
– Вы ведь не смеетесь надо мной, сударь, правда? –
спросил я, уставившись, на рыжего, но обращаясь непосредственно к Мариусу.
– Я люблю тебя, – ответил Мастер, – но ты все-таки
замечаешь что-то в моих словах, так как от человеческой крови я грубею. Так
всегда бывает. Только в голодании я обретаю божественную чистоту.
– Да, и на каждом перекрестке поворачиваете меня в нужную
сторону, – сказал я. – Прочь от кары и поближе к чувствам, к
удовольствиям.
Я встретился взглядом с рыжим. Но я слышал ответ Мариуса.
– Кара – это и есть убийство, вот в чем камень преткновения.
Кара – это убивать без причины, просто так, не за «честь, благородство и
порядочность», как говорит наш друг.
– Да! – сказал «наш друг», повернувшись к Мариусу, а
потом опять ко мне. – Пей! – Он протянул мне кубок.
– А когда все будет кончено, Амадео, собери эти кубки и
отнеси домой, чтобы они служили напоминанием о моем провале – или поражении,
ибо это одно и то же, – а также уроком для тебя. Редко я вижу это так
отчетливо и ясно.
Рыжий, увлекшись флиртом, наклонился вперед и поднес кубок
прямо к моим губам.
– Маленький Давид, ты вырастешь и станешь королем – помнишь?
Да, я мог бы поклоняться тебе, маленький мужчина с нежными щечками, и молить
хоть об одном псалме от твоей арфы, хоть об одном, лишь бы ты дал его по
собственной воле!
Мой Мастер тихо прошептал:
– Можешь исполнить последнее желание умирающего?
– По-моему, он умер! – громко воскликнул седой
человек. – Смотри, Мартино, кажется, я таки убил его: у него кровь течет
из головы, как сок из помидора, черт бы его побрал. Посмотри!
