Я побежал к лестнице.
– Лорд Гарлек, я здесь! – крикнул я. – Выходи,
звероподобный трус, детоубийца! Я приготовил камень для твоей шеи!
Рикардо развернул меня в другую сторону.
– Вон там, Амадео, – прошептал он. – Я с
тобой. – Он со свистом выхватил клинок. Он намного лучше меня обращался с
мечом, но это был мой поединок.
Он стоял в противоположном конце портего. Я надеялся, что он
будет еле держаться на ногах от пьянства, но мне не повезло. Я мгновенно
увидел, что если он и лелеял мечту увезти меня силой, то она испарилась без
следа; он убил двух мальчиков и понимал, что похоть довела его до последней
грани. Передо мной был отнюдь не ослепленный любовью противник.
– Господь наш на небесах, помоги нам! – прошептал
Рикардо.
– Лорд Гарлек, – закричал я. – Ты посмел устроить
бойню в доме моего господина!
Я отступил в сторону от Рикардо, чтобы освободить нам обоим
место, и сделал ему знак пройти вперед, подальше от верхней ступеньки. Я
взвесил в руках рапиру. Недостаточно тяжелая. Господи, как я пожалел, что мало
тренировался.
Англичанин направился ко мне. Я раньше и не замечал, какой
он высокий, какие длинные у него руки, а это дает ему большое преимущество. Его
плащ развевался, ноги облегали тяжелые сапоги, в одной руке он держал поднятую
рапиру, в другой – свой длинный итальянский кинжал. По крайней мере, настоящего
тяжелого меча у него не было.
Огромная комната зрительно уменьшала его размеры, тем не
менее было видно, что он обладает мощным телосложением. На голове его пылали
медные волосы, голубые глаза налились кровью, но он твердо стоял на ногах, и не
менее твердым был его убийственный взгляд, хотя по лицу струились горькие
слезы.
– Амадео! – воззвал он через все просторное помещение,
надвигаясь на меня. – Я жил и дышал, но ты вырвал из моей груди сердце и
забрал его с собой! Сегодня ночью мы вместе отправимся в ад.
Глава 6
Высокий длинный парадный зал нашего дома, портего,
представлял собой отличное, просто идеальное место для поединка. Ничто не могло
бы запятнать его потрясающие мозаичные полы с разноцветными мраморными кругами
и праздничными узорами из сплетенных цветов и крошечных диких птиц.
Мы получили для сражения целое поле, ни один стул не мог
попасться нам на пути, чтобы помешать убить друг друга.
Я двинулся на англичанина, не успев признаться себе, что я
еще не слишком хорошо фехтую, что я никогда не проявлял к этому врожденных
способностей и понятия не имею, что хотел бы сейчас от меня мой господин, то
есть что бы он посоветовал, будь он рядом.
Я сделал несколько самоуверенных выпадов, которые лорд
Гарлек парировал с такой легкостью, что я чуть было не отчаялся. Но в тот
момент, когда я решил, что пора перевести дух и, может быть, даже бежать, он
взмахнул кинжалом и рассек мое левое плечо. Порез ужалил меня и привел в
бешенство.
Я вновь ринулся на него, и на этот раз мне повезло: я сумел
добраться до его горла. Простая царапина, но из нее на тунику хлынула кровь, и,
получив эту рану, он разозлился не меньше меня.
– Гнусный, проклятый дьяволенок, – говорил он, –
ты заставил меня обожать тебя, чтобы притащить меня сюда и четвертовать в свое
удовольствие. Ты же обещал, что вернешься.
На самом деле он изливал на меня такой словесный огонь на
протяжении всего поединка. Наверное, он нуждался в нем, как нуждаются в
поддержке боевого барабана и флейты во время атаки.
– Иди-ка сюда, паршивый ангелочек, я тебе крылышки
пообрываю! – говорил он.
Обрушив на меня град быстрых выпадов, он отогнал меня назад.
Я споткнулся, потерял равновесие и упал, но мне удалось вскочить на ноги и
использовать низкую позицию, чтобы нанести удар в опасной близости от его
мошонки, из-за чего он вздрогнул от неожиданности. Я бросился на него, понимая,
что любое промедление не в моих интересах.
Он уклонился от моего клинка, засмеялся и сверкнул кинжалом,
на сей раз попав мне в лицо.
– Свинья! – заревел я, не успев остановиться. Я и не
знал, что так безнадежно тщеславен. Мое лицо – ни больше ни меньше. Он порезал
его! Мое лицо! Я почувствовал, как хлещет кровь, – лицевые раны всегда сильно
кровоточат – и ринулся на него, теперь уже забыв обо всех правилах поединка,
неистово вращая рапиру, рассекая воздух. Пока он отчаянно парировал удары то
справа, то слева, я увернулся, вонзил кинжал ему в живот и рванул лезвие вверх,
однако оно наткнулось на толстый, инкрустированный золотом кожаный ремень.
Я попятился, когда он попытался заколоть меня одновременно и
рапирой, и кинжалом, но тут он выронил оружие и схватился за вываливающиеся
наружу внутренности.
Он упал на колени.
– Прикончи его! – заорал Рикардо. Он, как человек
чести, стоял сзади. – Прикончи его, быстрее, Амадео, или это сделаю я.
Подумай, что он устроил под этой крышей. – Я поднял рапиру.
Англичанин внезапно схватил собственную рапиру и со стоном,
морщась от боли, сверкнул ею в мою сторону. Он рывком поднялся и кинулся на
меня. Я отскочил. Он снова рухнул на колени. Ему было плохо, он дрожал. Он
уронил рапиру, опять схватившись за раненый живот. Мой противник не умер, но и
сражаться дальше не мог.
– О Господи, – прошептал Рикардо, сжимая свой кинжал.
Но было видно, что он не может поднять руку на безоружного.
Англичанин перевернулся на бок и подтянул к животу согнутые
в коленях ноги. С гримасой боли он положил голову на камень, сделал глубокий
вдох, и его лицо разгладилось. Он боролся с ужасной болью и не желал верить,
что ему пришел конец.
Рикардо вышел вперед и приставил кончик меча к щеке лорда
Гарлека.
– Он умирает, дай ему умереть, – сказал я.
Но Гарлек продолжал дышать.
Я хотел убить его, действительно хотел, но невозможно было
убить того, кто лежал передо мной так спокойно и бесстрашно.
В глазах Гарлека появилось мудрое мечтательное выражение.
– Значит, вот здесь все и закончится, – сказал он едва
слышно – так тихо, что, возможно, Рикардо даже этого не разобрал.
– Да, закончится, – подтвердил я. – Так пусть это
произойдет благородно.
– Амадео, он убил двоих детей! – сказал Рикардо.
– Возьми свой кинжал, лорд Гарлек! – Ногой я подтолкнул
к нему оружие, а потом вложил кинжал прямо ему в руку. – Бери, лорд
Гарлек, – повторил я.
Кровь текла по моему лицу, заливая шею, щекочущая, липкая.
Это становилось невыносимо. Мне больше хотелось заняться собственными ранами,
чем возиться с ним.
