Он перевернулся на спину. Изо рта и из распоротого живота
полилась кровь. Его лицо взмокло и заблестело, дышать становилось все труднее.
Он снова казался совсем юным, юным, как в тот момент, когда он угрожал мне,
мальчик-переросток с густой копной пламенеющих кудрей.
– Вспомни обо мне, когда начнешь покрываться потом,
Амадео, – сказал он хриплым, по-прежнему едва слышным голосом. –
Вспомни обо мне, когда до тебя дойдет, что тебе тоже не жить.
– Пронзи его насквозь, – прошептал мне Рикардо. –
С такой раной он может умирать целых два дня.
– А у тебя и двух дней не останется, – сказал с пола
лорд Гарлек, ловя ртом воздух. – Ведь твои раны отравлены. Чувствуешь боль
в глазах? У тебя же горят глаза, не так ли, Амадео? Попадая в кровь, яд первым
делом действует на глаза. Голова еще не кружится?
– Ублюдок! – Рикардо трижды пронзил его рапирой. Лорд
Гарлек изменился в лице. Его веки дрогнули, а изо рта вытек последний сгусток
крови. Он был мертв.
– Яд? – прошептал я. – Отравленный кинжал? –
Я инстинктивно потрогал раненое плечо. Порез на лице, однако, был еще
глубже. – Не трогай ни рапиру, ни кинжал. Яд!
– Он лгал, пойдем, я тебя умою, – сказал
Рикардо. – Нельзя терять время. – Он попытался вытащить меня из
комнаты.
– Что же нам с ним делать, Рикардо? Что нам делать? Мы здесь
одни, Мастера нет. В доме три трупа, а может, и больше.
Не успел я договорить, как с обоих сторон холла послышались
шаги. Это малыши выходили из своих укрытий, и я заметил среди них одного из
учителей – он, очевидно, удерживал детей подальше от места поединка.
По этому поводу у меня возникли смешанные чувства. Но все
они были еще детьми, а учитель – безоружный, беспомощный ученый. Старших
мальчиков, как повелось, по утрам в доме не было. Так я, во всяком случае,
думал.
– Идемте, нужно перенести их в пристойное место, –
сказал я. – Не трогайте оружие. – Я сделал малышам знак
подойти. – Давайте перенесем его в лучшую спальню. И мальчиков тоже.
Малыши изо всех сил старались слушаться, но некоторые из них
расплакались.
– Да помогите же нам! – обратился я к учителю. –
Осторожно, оружие отравлено. – Он уставился на меня как безумный. – Я
не шучу. Это яд.
– Амадео, да ты весь в крови! – пронзительно закричал
он. – Что значит – оружие отравлено? Господи, спаси нас!
– Да прекратите вы! – сказал я, но больше выносить эту
ситуацию не мог и, когда Рикардо взял на себя заботы о переноске тел, помчался
в спальню Мастера, чтобы обработать раны.
В спешке я опорожнил весь кувшин с водой в таз и схватил
салфетку, останавливая кровь, стекавшую по шее под рубашку. Липкая, липкая
дрянь... Все поплыло перед глазами, и я чуть не упал. Ухватившись за край
стола, я велел себе не думать о том, что сказал лорд Гарлек. Рикардо был прав.
Лорд Гарлек все выдумал насчет яда. Отравить клинок – подумать только!
Утешая себя таким образом, я опустил глаза и впервые увидел
царапину на тыльной стороне правой ладони, очевидно оставленную его рапирой.
Ладонь распухла, как после укуса ядовитого насекомого.
Я потрогал плечо и лицо. Раны и порезы отекали все больше.
Голова опять закружилась. Прямо в таз закапал пот – теперь в нем плескалась
красная, как вино, вода.
– О Господи! Дьявол таки сделал это, – пробормотал я. Я
повернулся, меня сильно качнуло в сторону, а комната накренилась и поплыла.
Кто-то подхватил меня. Я попытался позвать Рикардо, но язык
во рту не ворочался.
Все звуки и краски смешались в горячее, пульсирующее пятно.
Потом я с изумительной четкостью увидел над головой расшитый балдахин кровати
Мастера. Надо мной стоял Рикардо.
Он что-то говорил – быстро и испуганно, но я не мог
разобрать, что именно. Мне даже казалось, что я слышу иностранную речь –
приятную, очень мелодичную и совершенно мне незнакомую.
– Мне жарко, – сказал я, – я горю, мне так жарко,
что я этого не выдержу. Мне нужна вода. Положи меня в ванну Мастера.
Казалось, он меня вообще не слышит. Он не прекращал умолять
меня о чем-то. Я почувствовал, что он положил руку на мой лоб, и она словно
обожгла меня – ощущение было очень резким. Я взмолился, чтобы он меня не
трогал, но он не слышал, да и я тоже! На самом деле я не произнес ни слова. Я
лишь хотел, но язык стал слишком большим и тяжелым. «Ты же отравишься!» – хотел
крикнуть я. И не смог.
Я закрыл глаза. Меня увлек за собой милосердный поток. Я
увидел бескрайнее сверкающее море, волны за островом Лидо, узорчатые и
прекрасные в лучах полуденного солнца. Я плыл по этому морю – возможно, на
маленьком баркасе, а быть может, просто на спине. Я не чувствовал самой воды,
но ничто, казалось, не отделяло меня от нежных покачивающихся волн, высоких,
медленных, легких, то поднимавших меня вверх, то опускавших. На далеком берегу
поблескивал огромный город. Сперва я решил, что это Торчелло или даже Венеция,
что меня каким-то образом развернуло в обратном направлении и несет назад, к
земле. Потом я увидел, что он намного больше Венеции, что небо пронзают
высокие, отражающие солнце башни, как будто он целиком построен из сверкающего
стекла. Как же там было красиво!
– Я попаду туда? – спросил я.
Казалось, воды сомкнулись надо мной, но не удушающей
пеленой, а умиротворяющим покрывалом тяжелого света. Я открыл глаза и увидел
красную тафту балдахина над кроватью, золотую бахрому, украшавшую бархатные
драпировки, а потом надо мной склонилась Бьянка Сольдерини. В руке она держала
кусок ткани.
– Яда на этом кинжале было не достаточно, чтобы ты
умер, – сказала она. – Ты просто заболел. Теперь послушай меня,
Амадео. Каждый твой вздох должен быть спокойным и сильным, ты должен
настроиться на борьбу с болезнью – и тогда непременно поправишься. Ты должен
просить сам воздух дать тебе силы, должен дышать глубоко и медленно, да, вот
так... И не смей терять уверенность. Пойми, что яд постепенно выходит из тебя
вместе с потом. Ты не имеешь права бояться!
– Мастер узнает, – сказал Рикардо. Он выглядел
осунувшимся и несчастным, губы дрожали, глаза были полны слез. Да, безусловно,
зловещий знак. – Мастер так или иначе узнает. Он все знает. Мастер прервет
путешествие и вернется домой.
– Оботри ему лицо, – спокойно сказала Бьянка. –
Оботри ему лицо и помолчи.
Какая же она храбрая!
Я пошевелил языком, но не смог выговорить ни слова. Я хотел
попросить, чтобы мне обязательно сказали, когда сядет солнце, поскольку тогда,
и только тогда, может появиться Мастер. Конечно, такая возможность существует.
Тогда, и только тогда. Может быть, он придет.
