Кровь заполнила мой рот. Мои губы тесно прижались к
шелковистой белой плоти, дабы не позволить пропасть хотя бы капле драгоценной
жидкости. Я сделал большой глоток и в тусклой вспышке увидел, как мой отец
скачет через степь: могучая фигура в кожаных одеждах, меч прочно прикреплен к
поясу, нога согнута, потрескавшийся, изношенный коричневый сапог твердо стоит в
стремени. Он повернул налево, грациозно приподнимаясь и опускаясь в такт
широким шагам своего коня.
– Отлично, уходи от меня, ты, трус, бесстыдник, жалкий
мальчишка! Уходи! – Он смотрел прямо перед собой. – Я молился,
Андрей, я молился, чтобы они не затащили тебя в свои грязные пещеры, в свои
мрачные земляные кельи. Мои молитвы услышаны! Иди с Богом, Андрей. Иди с Богом.
Иди с Богом!
Лицо стоявшего надо мной Мастера, восхищенное и прекрасное,
сияло белизной на фоне дрожащего золотого света бесчисленных свечей.
Я лежал на полу. В моем теле бурлила и пела кровь. Я
поднялся на ноги и почувствовал, как закружилась голова. Перед глазами все
поплыло.
– Мастер...
Он был уже в дальнем конце помещения и спокойно стоял
босиком на светящемся розовом полу, протянув ко мне руки.
– Иди ко мне, Амадео, подойди сюда, иди, забери остальное.
Я старался подчиниться. Мастерская сияла разными красками. Я
увидел процессию волхвов.
– Какие они яркие, какие живые!
– Иди ко мне, Амадео.
– У меня не хватит сил, Мастер, я упаду в обморок, я умру в
этом великолепном свете.
Я сделал шаг, за ним – еще один, хотя и думал, что это
невозможно. Я ставил одну ногу перед другой, подходя все ближе и ближе, пока не
споткнулся.
– Хоть на четвереньках, но только иди. Иди ко мне. – Я
вцепился в его мантию. Придется взобраться на эту гору, если уж я решился. Я
потянулся вверх и схватился за его согнутую в локте правую руку, потом
приподнялся, почувствовав прикосновение золотой ткани. Я постепенно распрямлял
ноги и наконец встал. Я снова нашел источник. Я пил, пил и пил.
Золотым потоком кровь хлынула внутрь, разлилась по моим
конечностям. Я был Титаном, подмявшим под себя Мастера.
– Дай мне ее, – прошептал я, – дай!
Кровь на миг задерживалась на моих губах и потоком
устремлялась в горло.
Как будто его холодные мраморные руки поймали мое сердце. Я
слышал, как оно бьется, борется, как открываются и закрываются клапаны, слышал
влажный звук вторгающейся крови, хлопки принимавших и перерабатывающих ее
клапанов, мое сердце росло и набиралось сил, вены становились неуязвимыми
металлическими каналами, заполненными этой необычайно крепкой жидкостью.
Я лежал на полу. Он стоял надо мной, раскрыв объятия.
– Вставай, Амадео. Давай, поднимайся, иди ко мне. Возьми ее.
Я плакал. Я всхлипывал. Слезы оказались красными, и рука
покрылась пятнами цвета крови.
– Помоги мне, Мастер.
– Я тебе и помогаю. Иди, ищи ее сам.
Неожиданно обретенная сила помогла мне подняться на ноги,
словно все человеческие ограничения были сняты, как сдерживавшие меня веревки
или цепи. Я набросился на него и оттянул назад воротник, чтобы быстрее отыскать
рану.
– Сделай новую рану, Амадео.
Я впился в плоть, прокусил ее, и кровь брызнула на мои губы.
Я тут же плотно прижал их к ране.
Теки в меня!
Мои глаза закрылись. Я увидел степи, стелющуюся траву,
голубое небо. Мой отец все скакал и скакал вперед, а перед ним – небольшая
группа всадников. Был ли я среди них?
– Я молился, чтобы ты сбежал! – выкрикнул он со
смехом, – так и получилось. Черт тебя подери, Андрей. Черт подери тебя,
твой острый язык и твои волшебные руки. Черт побери, щенок, сквернослов, черт
побери! – Он смеялся, смеялся и все скакал, скакал вперед, и трава
расступалась перед ним.
– Отец, смотри! – попытался закричать я. Я хотел, чтобы
он увидел каменные развалины замка. Но у меня был полный рот крови. Они были
правы. Крепость князя Федора была уничтожена, сам он давно погиб. Достигнув
первой груды увитых сорняками камней, отцовская лошадь внезапно попятилась.
Я потрясенно осознал, что подо мной – мраморный пол,
удивительно теплый. Я лежал, распростертый на нем ниц. Я приподнялся. Скопление
розовых узоров было таким густым, таким насыщенным, таким чудесным, как будто
вода вдруг превратилась в прекрасный камень и застыла. Я мог бы смотреть в ее
глубины целую вечность.
– Вставай, Амадео, еще раз.
О, на этот раз подняться было легко – дотянуться до его
руки, а потом и до его плеча. Я вновь разорвал плоть его шеи. Я пил. Кровь
омыла меня изнутри, снова, к моему потрясению, открыв красоту моего
собственного тела, притом что в сознании моем царила черная пустота. Я увидел
тело мальчика, точнее, мое собственное, и в этом теле я вдыхал свет и тепло,
словно целиком превратился в один большой, состоящий из множества пор орган
зрения, слуха, дыхания. Я дышал миллионом сильных крошечных ртов.
Кровь наполнила меня до такой степени, что я больше не мог
ее принимать. Я стоял перед моим господином. В его лице я заметил лишь намек на
усталость, лишь отражение слабой боли в обращенном на меня взгляде. И впервые
увидел черты его прежнего человеческого облика, едва заметные возрастные
морщинки в уголках его ясных глаз.
Складки золотой мантии заблестели, при малейшем его движении
ткань переливалась на свету. Он поднял палец и указал на «Шествие волхвов».
– Теперь твоя душа навеки прикована к твоему физическому
телу, – сказал он. – И ощущениями вампира, вампирским зрением,
осязанием, вкусом и обонянием ты постепенно познаешь весь мир. Не отворачиваясь
от него в мрачных глубинах земли, но открывая объятия его бесконечному
великолепию, ты в полной мере ощутишь величие творений Господа и его чудес,
проникнешься пониманием божественного снисхождения, воплощенного в деяниях
людей.
Облаченные в шелка персонажи «Шествия волхвов» словно ожили.
Я снова услышал стук подков по мягкой земле и шарканье обуви. Мне опять
показалось, что я слышу, как мчатся по горному склону собаки. Я увидел, как
поросль цветущего кустарника качается под тяжестью задевающей ее золоченой
процессии; я увидел, как с цветов слетают лепестки. Чудесные звери
резвились в густом лесу. Гордый Лоренцо, сидя верхом на коне, повернулся и
посмотрел на меня. Далеко-далеко за его спиной простирался мир каменистых скал,
охотников на гнедых жеребцах и преследующих добычу псов.
– Это ушло навсегда, Мастер, – сказал я, и голос мой
прозвучал на удивление звонко.
– Что ушло, дитя мое?
– Русская земля, страна диких степей, мир с темными ужасными
кельями в сырой земле.
