Мастер велел мне поспешить. Мы шли не домой. Темными
переулками мы направлялись в другую сторону.
– Мы идем в наше убежище, – сказал он, – точнее, в
наш склеп, где нас ждет постель, то есть наша могила.
Мы вошли в старый обветшалый палаццо, единственными
обитателями которого были несколько спящих бедняков. Мне там не понравилось. Он
приучил меня к роскоши. Но вскоре мы попали в подвал. Кстати, подвалы – крайне
редкая, практически невозможная вещь для зловонной и сырой Венеции. Но это
действительно был подвал. Мы спустились по каменной лестнице, миновали толстые
бронзовые двери, которые не смог бы открыть обычный человек, и в результате в
кромешной темноте достигли самой дальней комнаты.
– Когда-нибудь ты и сам наберешься сил, – прошептал мой
господин, – чтобы проделывать этот фокус.
Я услышал бешеный треск и негромкий взрыв, и в его руке
запылал огромный яркий факел. Чтобы зажечь его, Мастеру понадобилось лишь
усилие мысли.
– С каждым десятилетием ты будешь становиться сильнее, а
потом и с каждым веком, и много раз за свою долгую жизнь тебе предстоит
убеждаться, что твои способности совершили волшебный скачок. Проверяй их с
осторожностью, а то, что обретешь, защищай. Используй все, что обнаружишь, с
умом. Никогда не остерегайся никаких способностей, это так же глупо, как и
человеку остерегаться своей силы.
Я кивнул, завороженно уставившись на огонь. Никогда еще я не
видел таких красок в простом огне, и я не испытывал к нему отвращения, хотя и
знал, что это единственное, что может меня уничтожить. Во всяком случае, так
сказал Мастер.
Он жестом предложил мне осмотреться в комнате. Что за
потрясающее помещение! Оно было обито золотом! Даже потолок золотой! В центре
стояли два каменных саркофага, украшенные фигурами, вырезанными в старинном
стиле, то есть строгими и величественными. Рассмотрев их внимательно, я увидел,
что это рыцари в шлемах и длинных туниках, с тяжелыми широкими мечами,
высеченными у боков, руки в перчатках сложены в молитве, глаза закрыты в вечном
сне. Каждая фигура была позолочена и местами покрыта серебром, а также усыпана
бесчисленными маленькими драгоценными камнями. На поясах рыцарей сверкали
аметисты. Воротники туник украшали сапфиры. Топазы блестели на ножнах их мечей.
– Разве такие сокровища – не достаточное искушение для
вора? – спросил я. – Они же лежат просто так, под разрушенным домом!
Он искренне расхохотался.
– Ты уже учишь меня принимать меры предосторожности? –
спросил он с улыбкой. – Какая дерзость! Никакой вор не в силах сюда
пробраться. Открывая двери, ты не соизмерял свою силу. Взгляни на засов,
который я закрыл за нами, раз ты так волнуешься. Теперь посмотрим, сможешь ли
ты поднять крышку гроба. Вперед. Посмотрим, сравняется ли твоя сила с твоей
наглостью.
– Я не хотел показаться дерзким, – возразил я. –
Слава Богу, ты улыбаешься. – Я поднял и сдвинул в сторону крышку гроба.
Мне это не составило труда, но я догадывался, что камень очень тяжелый. –
Понятно, – кротко сказал я и улыбнулся сияющей невинной улыбкой. Внутри
гроб был отделан дамастом пурпурного цвета.
– Ложись в эту колыбель, дитя мое, – сказал он. –
И без страха ожидай восхода солнца. Когда оно появится, ты будешь уже крепко
спать.
– А мне нельзя спать с тобой?
– Нет, твое место здесь, в этой постели, я уже давно ее для
тебя приготовил. Здесь, рядом с тобой, у меня есть своя узкая постель, ее на
двоих не хватит. Но теперь ты мой, мой, Амадео. Награди меня еще несколькими
поцелуями, да, вот так... как хорошо...
– Мастер, никогда не позволяй мне сердить тебя. Никогда не
разрешай мне...
– Нет, Амадео, спорь со мной, задавай вопросы, будь моим
дерзким и неблагодарным учеником. – Он выглядел немного грустным. Он
ласково подтолкнул меня и указал на гроб. Замерцал пурпурный атласный дамаст.
– И я ложусь в гроб, – прошептал я, – так рано.
После этих слов на его лицо набежала тень боли. Я пожалел о
них. Мне хотелось сказать что-нибудь, чтобы все исправить, но он жестом велел
мне ложиться.
Как же там было холодно, проклятые подушки, как жестко. Я
задвинул крышку на место и неподвижно лег, прислушиваясь к звуку задутого
факела, к трению камня о камень, когда он открыл свою собственную могилу. Я
услышал его голос:
– Спокойной ночи, моя юная любовь, моя маленькая любовь, мой
сын...
Я безвольно лежал. Как восхитительно было просто
расслабиться. Все казалось мне таким новым.
Далеко-далеко, в стране, где я родился, в Печерской лавре
пели монахи.
Я сонно размышлял обо всем, что вспомнил. Я вернулся домой,
в Киев. Из своих воспоминаний я создал живописную картину, чтобы она учила меня
всему, что я в состоянии узнать. И в последние моменты ночного сознания я
попрощался с ними навсегда, попрощался с их верованиями и с их ограничениями.
Я вызвал в воображении «Шествие волхвов», во всем своем
великолепии сияющее на стене: процессию, которую смогу вволю изучить, как
только сядет солнце. Мне, в глубине моей дикой и страстной души, моего
новорожденного вампирского сердца, показалось, что волхвы пришли, дабы
возвестить не только о рождении Христа, но и о моем перерождении.
Глава 9
Если я и думал, что мое превращение в вампира будет означать
конец моего образования или моего ученичества у Мариуса, то я очень
заблуждался. Меня не выпустили в тот же миг на свободу и не позволили только
лишь наслаждаться преимуществами моей новой силы.
На следующую же ночь после превращения мое воспитание
началось всерьез. Теперь меня нужно было готовить уже не к временной жизни, а к
вечности.
Мастер рассказал, что его сделали вампиром почти пятнадцать
веков назад и что существа, нам подобные, живут практически по всему миру.
Скрытные, подозрительные, часто ужасно одинокие, ночные скитальцы, как называл
их Мастер, зачастую бывали плохо подготовлены к бессмертию, и все их
существование представляло собой не более чем цепочку жутких катастроф, пока их
не одолевало отчаяние и они не приносили себя в жертву, устроив страшный пожар
или выйдя на солнечный свет.
Что касается совсем старых, кто, как мой Мастер, смог
выстоять на протяжении многих эпох и пережить крушение многих империй, они по
большей части были мизантропами, выискивая себе города, где можно было править
смертными, отгоняя молодых вампиров, пытающихся разделить с ними территорию,
даже если это означало уничтожение себе подобных.
Венеция была неоспоримой вотчиной моего Мастера, его
охотничьими угодьями, его личной ареной, где он мог руководить играми, которые
в этот отрезок своей жизни счел для себя важными.
