– Мастер, – заверил я, утирая нос тыльной стороной
ладони, – можешь быть уверен, что, когда придет время, я испугаюсь как
следует. Я вижу, у меня будет такая сила. Я уже ее чувствую. А пока что она
кажется мне потрясающей, но из-за нее, из-за этой силы, у меня на сердце
тяжестью лежит одна темная мысль.
– Какая же? – самым доброжелательным тоном спросил
он. – Знаешь, я считаю, что твое ангельское лицо подходит для печали не
больше, чем лица Фра Анжелико. Что это за тень? Что за мрачные мысли?
– Отнеси меня обратно, господин, – сказал я. Меня
затрясло, но я все же продолжал: – Что, если мы используем твою силу, чтобы
пересечь Европу? Пойдем на север. Дай мне возможность посмотреть на ту жестокую
землю, которая стала в моем воображении чистилищем. Унеси меня в Киев.
Он медлил с ответом.
Близилось утро. Он подобрал плащ, поднялся с кресла и повел
меня вверх по лестнице, ведущей на крышу.
Вдалеке, за знакомым лесом корабельных мачт, мы видели уже
бледнеющие воды Адриатики, мерцающие под луной и звездами. На далеких островах
мигали огоньки. Мягкий ветер нес с собой соль и морскую свежесть, а также
особенную прелесть, которая чувствуется только тогда, когда окончательно
теряешь страх перед морем.
– Это весьма смелая просьба, Амадео. Но если ты
действительно хочешь, завтра ночью мы отправимся в путь.
– А ты когда-нибудь совершал такое далекое путешествие?
– Если говорить о путешествии как таковом, то есть о милях и
пространстве, – да, неоднократно, – сказал он. – Но по просьбе
других, ради того чтобы помочь кому-либо в поисках истины? Нет, такого со мной
еще не случалось.
Он обнял меня и отвел в палаццо, где были спрятаны от
посторонних глаз наши гробницы. К тому времени, когда мы ступили на грязную
каменную лестницу, на которой спало множество бедняков, я совершенно замерз.
Осторожно обходя лежащих людей, мы добрались до входа в подвал.
– Зажгите, пожалуйста, факел, сударь, – попросил
я. – Я весь дрожу. – Позвольте мне увидеть сияющее вокруг золото.
– Что ж, пожалуйста.
Мы стояли в нашем склепе, перед двумя богато украшенными
саркофагами. Я положил руку на крышку своего гроба, и внезапно меня охватило
новое страшное предчувствие: счастье мое продлится недолго, и всему, что я так
люблю, в самом скором времени суждено погибнуть.
Должно быть, Мариус заметил мою неуверенность. Он провел
рукой прямо по пламени факела, приложил согретые пальцы к моей щеке, а потом
поцеловал это место. Поцелуй получился теплым.
Глава 10
До Киева мы добирались четыре ночи. Охотились только в
предрассветные часы, устраивали себе могилы в настоящих местах захоронений, в
подземельях замков, в склепах под заброшенными и разрушенными церквами,
приспособленными богохульниками для содержания скотины и хранения сена.
Я мог бы рассказать немало историй об этом путешествии, о
неприступных крепостях, у стен которых мы бродили под утро, о затерянных в
горах поселениях, о логовах злодеев, которых мы отыскивали.
Естественно, Мариус не упускал случая преподать мне
очередной урок. Он учил меня находить простейшие, но надежные укрытия, не
забывал похвалить за скорость, с которой я продвигался по густому лесу. Он без
опаски бродил по разбросанным на большом расстоянии друг от друга поселениям,
которые нам приходилось посещать из-за моей жажды, и с одобрением отмечал, что
я не шарахаюсь от темных и пыльных могил, похожих на гнезда, с сохранившимися в
них кучками костей. Мы иногда скрывались в них днем, ибо, по словам Мариуса,
вряд ли кому-нибудь придет в голову еще раз навестить давно разграбленные
захоронения.
Наши изысканные венецианские одежды запылились и были
запачканы грязью, но мы запаслись для путешествия плотными плащами,
отороченными мехом, и они все скрывали. Даже в этом случае Мариус не преминул
обратить мое внимание на то, что любое одеяние служит нам только для прикрытия
тела. Смертные часто забывают об этом, не понимают, сколь хрупка и ненадежна
такая защита, и не умеют с легкостью относиться к тому, что на них надето.
Вампиры же об этом забывать не должны, поскольку мы намного меньше зависим от
одежды, чем люди.
К последнему перед прибытием в Киев утру я уже отлично
изучил – а точнее, вспомнил – северные горы и леса. Здесь царила лютая зима.
Мне довелось воскресить в памяти одно из самых занимательных воспоминаний:
снег.
– Мне больше не больно брать его в руки, – сказал я,
набирая полные пригоршни восхитительно мягкого, холодного снега и прижимая его
к лицу. – Я больше не холодею от одного только его вида. Какой же он,
оказывается, красивый! Он словно одеялом укрывает даже самые бедные города и
хижины. Мастер, смотри, смотри, в нем отражается слабый свет звезд!
Мы стояли на краю земли, которую люди называли Золотой
Ордой. Вот уже двести лет прошло с того времени, когда эти южные русские степи
завоевал Чингисхан, но они и по сию пору оставались опасной территорией, где
смерть поджидала любого, будь то крестьянин, рыцарь или целое войско.
Когда-то эта прекрасная и плодородная степь входила в состав
Киевской Руси, простираясь далеко на восток и почти до Европы, а также на юг от
Киева, города, где я родился.
– Последний отрезок нашего пути совсем невелик, –
сказал мне господин. – Мы преодолеем его завтра ночью, чтобы ты смог
вернуться домой свежим и отдохнувшим.
Когда мы стояли на каменистом утесе и смотрели вдаль, на
заросли дикой травы, развевающейся на зимнем ветру, я впервые с той ночи, как
стал вампиром, почувствовал, что мне ужасно не хватает солнца. Я хотел увидеть
эту землю при солнечном свете. Однако признаться в этом моему господину я не
посмел. В конце концов, о скольких благах можно мечтать одновременно?
Я проснулся сразу после заката. День мы провели под полом
церкви в деревне, где уже никто не жил. Как сказал Мариус, жестокие монгольские
орды, снова и снова разрушавшие мою родную страну, давным-давно сожгли дотла
все окрестные поселения, и у церкви не осталось даже крыши. Некому было
растащить камни с пола для продажи или строительства. Мы спустились по
заброшенной лестнице и легли рядом с монахами, похороненными здесь около тысячи
лет назад.
Открыв глаза, я увидел над собой отверстие. Чтобы мне было
легче выбраться, Мастер вытащил из пола мраморную плиту с надписью, несомненно
могильный камень. А высоко наверху темнел прямоугольник неба. Я заставил себя
взлететь, то есть согнул ноги в коленях и изо всех сил устремился вверх. Без
труда проскочив сквозь это отверстие, я приземлился на ноги.
Мариус, неизменно встававший раньше меня, сидел неподалеку.
Он не замедлил отреагировать одобрительным смехом, как я и ожидал.
