Он раздраженно уселся на кровать, зарывшись грязным сапогом
в атласную простыню, и откинулся на подушки. Он выглядел совсем разбитым, не
похожим на себя и молодым.
– Мариус, ну хватит тебе, – уговаривал его я, сидя за
письменным столом. – Какие древние тайны? Кто такие Те, Кого Следует
Оберегать?
– Иди раскопай наши подвалы, дитя, – сказал он,
подбавив в свой голос сарказма. – Разыщи там статуи, которые я храню с так
называемых языческих времен. От них не меньше пользы, чем от Тех, Кого Следует
Оберегать. Оставь меня в покое. Когда-нибудь я тебе расскажу, но пока что даю
тебе только то, что наиболее важно. Предполагалось, что в мое отсутствие ты
будешь заниматься. Рассказывай, что ты выучил.
Перед отъездом он потребовал, чтобы я изучил всего
Аристотеля, не по рукописям, которые в избытке водились на площади, но по его
личному старому тексту – этот текст, по его словам, был написан на настоящем
греческом. Я все прочел.
– Аристотель, – сказал я, – и святой Фома
Аквинский. Да ладно, великие системы приносят успокоение, а когда мы сами
чувствуем, что впадаем в отчаяние, нам следует изобрести великие схемы
окружающей нас пустоты, и тогда мы не поскользнемся, а повиснем на созданных
нами стропилах, так же лишенных смысла, как и пустота, но слишком досконально
проработанных, чтобы ими с легкостью пренебрегать.
– Отличная работа, – красноречиво вздохнул он. –
Может быть, когда-нибудь, в далеком будущем, ты займешь более многообещающую
позицию, но поскольку ты, кажется, насколько возможно, воодушевлен и счастлив,
к чему мне жаловаться?
– Откуда-то же мы все-таки произошли? – Я настойчиво
возвращался к интересующей меня теме.
Он был слишком удручен, чтобы отвечать. Наконец он оживился,
вскочил с подушек и направился ко мне.
– Пойдем отсюда. Давай найдем Бьянку и ненадолго переоденем
ее в мужчину. Принеси костюм получше. Нужно хоть на какое-то время дать ей
возможность не сидеть взаперти.
– Сударь, возможно, подобная грубость вас шокирует, но у
Бьянки, как и у многих женщин, давно уже появился такой обычай. Переодевшись
мальчиком, она без конца выскальзывает из дома, чтобы совершать экскурсии по
городу.
– Да, но не в нашем обществе. Мы покажем ей самые страшные
места! – Он сделал театрально-комическое лицо. – Пошли.
Я был в восторге.
Как только мы рассказали ей о своем плане, она тоже пришла в
восторг. Мы ворвались к ней с целым гардеробом изысканной одежды, и она
моментально ускользнула с нами, чтобы переодеться.
– Что вы мне принесли? О, я сегодня буду Амадео!
Потрясающе! – Она захлопнула двери, оставив за ними свою компанию,
которая, как обычно, продолжала развлекаться и без нее: несколько человек пели,
собравшись вокруг спинета, а остальные разгоряченно спорили над игрой в кости.
Она сорвала с себя одежду и предстала перед нами обнаженная,
как Венера, выходящая из моря. Мы вдвоем нарядили ее в синие чулки, в тунику и
камзол. Я покрепче затянул на ней пояс, а Мариус собрал ей волосы и прикрыл их
мягкой бархатной шляпой.
– Ты самый хорошенький мальчик в Венеции, – сказал он,
отходя на шаг. – Что-то подсказывает мне, что придется защищать тебя ценой
наших жизней.
– Вы действительно решили отвести меня в самые жуткие
притоны? Мне хочется увидеть опасные места! – Она воздела руки. –
Дайте мне стилет. Вы же не думаете, что я пойду безоружной.
– Я принес тебе все подобающее случаю оружие. – Мариус
захватил с собой меч и теперь застегнул прекрасную, отделанную бриллиантами
перевязь на бедрах Бьянки. – Попробуй его выхватить. Это не тренировочная
рапира. Это военный меч. Вперед.
Она ухватилась за рукоять обеими руками и уверенно, с
размаху, рассекла им воздух.
– Жаль, что у меня нет врага, – воскликнула она, –
а то ему пришлось бы готовиться к смерти!
Я бросил взгляд на Мариуса. Он посмотрел на нее. Нет, ей
нельзя быть такой, как мы.
– Это было бы слишком эгоистично, – прошептал он мне на
ухо.
Я не мог не задуматься: а если бы я не умирал после поединка
с англичанином, если бы меня не поразила болезнь, сделал ли бы он меня
когда-нибудь вампиром?
Мы втроем сбежали по каменным ступенькам на набережную. Там
нас ожидала наша гондола с балдахином. Мариус назвал адрес.
– Мастер, вы уверены, что вам стоит туда ехать? –
спросил потрясенный гондольер, поскольку он знал тот район, где собирались
выпить и подраться самые отъявленные головорезы – моряки-иностранцы.
– Абсолютно уверен, – сказал Мариус.
Когда мы двинулись прочь, рассекая черную воду, я обвил
рукой талию хрупкой Бьянки. Откинувшись на подушки, я чувствовал себя неуязвимым,
бессмертным и был уверен, что ничто и никогда не сможет нанести удар нам с
Мариусом, а Бьянка на нашем попечении всегда будет чувствовать себя в
безопасности. Как же глубоко я заблуждался!..
Наверное, после путешествия в Киев нам оставалось провести
вместе месяцев девять. Девять или десять, я не могу обозначить кульминацию ни
одним событием внешнего мира. Перед тем как перейти к кровавой катастрофе,
скажу только, что в те последние месяцы Бьянка постоянно была с нами. Когда мы
не подсматривали за участниками буйных попоек, мы оставались у нас дома, где
Мариус писал ее портреты, изображая как ту или иную богиню, как библейскую
Юдифь с головой флорентийца в качестве Олоферна или как Деву Марию, восторженно
взирающую на крошечного Иисуса, изображенного Мариусом с законченностью,
свойственной всем его работам.
Картины... Возможно, некоторые из них сохранились и по сей
день. Как-то ночью, когда весь дом спал, за исключением нас троих, Бьянка, уже
готовая сдаться на милость сна, лежа на кушетке, пока Мариус рисовал, вздохнула
и сказала:
– Я слишком полюбила ваше общество. Мне никогда не хочется
домой.
Если бы она любила нас меньше! Если бы она не была с нами в
тот роковой вечер 1499 года, накануне нового столетия, когда эпоха Возрождения,
воспетая художниками и историками, достигла своего расцвета! Если бы она
оставалась в безопасности, когда наш мир запылал и рухнул!
Глава 14
Если ты читал книгу «Вампир Лестат», то тебе известно, что
произошло дальше, поскольку я мысленно передал это Лестату двести лет назад, а он
описал все образы, которые я ему показал, боль, которую я с ним разделил. И
хотя сейчас я намереваюсь оживить в памяти прежние ужасы и изложить ту повесть
своими словами, будут моменты, где я не смогу выразиться лучше, чем он, и время
от времени, может быть, воспользуюсь его выражениями.
