Я содрогнулся. Меня охватил ужасный холод, бездушная,
противная злость, возобладавшая над печалью, возобладавшая над безумием,
возобладавшая над надеждой.
Я ненавидел голову в своих руках, мне хотелось ее отбросить,
но она еще не умерла. Кровоточащие глазницы вздрагивали, язык метался во рту.
– Какая мерзость! – вскрикнул я.
– Он всегда говорил очень необычные вещи, – сказал
черноволосый вампир. – Видишь ли, он был язычником. Ты – никогда. То есть
он верил в богов северного леса, верил, что Тор кружит вокруг мира со своим
молотом...
– Ты никогда не перестанешь болтать? – спросил
я. – Даже сейчас необходимо это сжечь, да?
Он одарил меня очаровательной невинной улыбкой.
– Дурак ты, что сидишь в этом месте, – прошептал я. У
меня безудержно тряслись руки. Не дожидаясь ответа, я повернулся и схватил
новую свечу, так как прежняя погасла, и поджег волосы мертвеца. От зловония
меня затошнило. Я издал звук, напоминающий плач ребенка.
Я уронил пылающую голову на обезглавленное тело. Я бросил в
пламя свечу, чтобы подлить в огонь воска. Собрав остальные сбитые мною свечи, я
скормил их огню и, когда тело охватил слишком сильный жар, отошел.
Мне показалось, что голова шевелится в огне, поэтому я
схватил перевернутый железный канделябр и, используя его как кочергу, растер
горящую массу и раздробил все, что удалось.
В самый последний момент его раскинутые руки свернулись,
пальцы врезались в ладони. Надо же, жить в таком состоянии, устало подумал я и
кочергой подтолкнул руки к туловищу. Костер вонял тряпками и человеческой
кровью, выпитой им кровью, вне всякого сомнения, но больше человеческих запахов
не ощущалось, и я в отчаянии заметил, что сделал из него костер прямо среди
праха моих друзей.
Что же, это показалось мне вполне уместным.
– Хотя бы одному я за вас отомстил, – печально вздохнул
я.
Я отбросил примитивную кочергу из канделябра. Так я его и
оставил. Места было много. Я удрученно перешел, босиком, так как мои туфли
сгорели в огне, на другое широкое свободное место среди железных канделябров,
где чернела чистая на вид влажная земля, и там я лег, как раньше, не заботясь,
что черноволосому вампиру теперь прекрасно меня видно, поскольку я оказался
прямо перед ним.
– Тебе знаком этот северный культ? – спросил он, как
будто ничего страшного не произошло. – Тот самый, где Тор вечно ходит
кругами со своим молотом, а круг все сужается и сужается, за ним лежит хаос, а
мы находимся внутри теплого кольца, обреченные на вырождение. Никогда не
слышал? Он был язычником, его создали маги-ренегаты, чтобы он убивал их врагов.
Я рад от него избавиться. Но что же ты плачешь?
Я не ответил. Здесь не на что было надеяться, в жуткой
комнате под куполом из черепов, где мириады свечей озаряли своим светом
исключительно свидетельства смерти, а среди этого кошмара – прекрасное, крепко
сложенное черноволосое существо, которое не испытывает никаких чувств по поводу
смерти того, кто служил ему, а теперь превратился в кучку тлеющих вонючих
костей.
Я представил себе, что я дома, в безопасности, в спальне
Мастера. Мы сидели рядом. Он читал текст по-латыни. Мне было все равно, какие
он произносит слова. Повсюду нас окружали блага цивилизации, красивые, приятные
вещи, а каждый предмет в комнате создан человеческими руками.
– Суетные мысли, – сказал черноволосый вампир. –
Суетные и безрассудные, но тебе еще предстоит в этом убедиться. Ты сильнее, чем
я рассчитывал. Но ведь он прожил много веков, твой создатель, никто и не помнит
рассказов о временах, когда не было Мариуса, одинокого волка, который никого не
допускает на свою территорию. Мариуса, убийцы молодых.
– Насколько я знаю, он убивал только злодеев, –
прошептал я.
– А мы разве не злодеи? Каждый из нас злодей. Вот он и
убивал нас без сожаления. Он считал, что мы не представляем для него опасности.
Он повернулся к нам спиной! Он считал, что мы недостойны его внимания, а потом,
смотри-ка, он расщедрился и передал всю свою силу простому мальчику. Но должен
сказать, что ты очень красивый мальчик.
Раздался шум, зловещий шорох, довольно знакомый. Запахло
крысами.
– О да, мои дети, крысы, – сказал он. – Они ко мне
приходят. Хочешь посмотреть? Перевернись и посмотри на меня, если не сложно. Не
думай больше о святом Франциске с его птицами, белками и волком. Думай о
Сантино с его крысами.
Я действительно посмотрел. Я затаил дыхание. Я сел на землю
и уставился на него. На его плече сидела громадная серая крыса, чье крошечное
усатое рыльце буквально целовало его ухо, ее хвост свернулся за его головой. К
нему на колени забралась еще одна крыса и, как зачарованная, смирно уселась на
месте. У ног собрались другие крысы.
Видимо, не желая двигаться, чтобы они не испугались, он
осторожно окунул правую руку в чашу с сухими хлебными крошками. Только сейчас я
уловил этот запах, смешавшийся с запахом крыс. Он протянул пригоршню крошек
крысе, сидящей на плече, и та съела их с благодарностью и со странной деликатностью.
Потом он уронил немного хлеба на колени, куда моментально вспрыгнули три крысы.
– Думаешь, мне это нравится? – спросил он.
Он внимательно посмотрел на меня и чуть шире раскрыл глаза,
тем самым подчеркивая значение своих слов. Черные волосы окутывали плечи густым
спутанным покрывалом, гладкий лоб в сиянии свечей отливал белизной.
– Думаешь, мне нравится жить здесь? – печально задал он
следующий вопрос. – Жить под великим городом Римом, в земных недрах, куда
в изобилии просачиваются нечистоты гнусной толпы и где ползают черви? Думаешь,
я никогда не обладал плотью и кровью или же, претерпев эти изменения во имя
Всемогущего Господа и его божественного замысла, утратил стремление к той
жизни, которой ты жил со своим жадным господином? Или у меня нет глаз, чтобы
увидеть блистательные краски, которые твой господин размазывал по холстам? Или
мне не нравятся звуки нечестивой музыки?
Он горько усмехнулся.
– Что из созданного Господом, что из того, ради чего он
страдал, противно само по себе? – продолжал он. – Грех сам по себе не
отвратителен; эта мысль абсурдна. Никто не может полюбить боль. Мы можем лишь
надеяться ее вытерпеть.
– Зачем это нужно? – спросил я. Меня тошнило, но я
сдержал рвоту. Я дышал как можно глубже, чтобы все запахи этого жуткого
помещения затопили наконец мои легкие и прекратили меня мучить.
Я скрестил ноги и, смахнув с лица пепел, откинулся назад,
чтобы рассмотреть его получше.
– Зачем? Твои мысли далеко не новы, но что значит это
царство вампиров в черных монашеских рясах?
– Мы – Защитники Истины, – искренне ответил он.
