Книга Вампир Арман, страница 94. Автор книги Энн Райс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Вампир Арман»

Cтраница 94

Этот Лестат, даже и не подозревавший о существовании древних обществ и древних обычаев, о вымазанных сажей разбойниках, обитавших под кладбищами и считавших, что имеют право заклеймить его как еретика, бродягу и незаконного обладателя Темной Крови, прохаживался по самым модным уголкам Парижа, одинокий, терзаемый своими сверхъестественными дарованиями, но одновременно упивавшийся своей новой силой, танцевал в Тюильри с шикарно одетыми женщинами, наслаждался красотой балета и великолепными представлениями в королевских театрах и не только слонялся по местам света, как мы их называли, но и скорбно блуждал по самому собору Парижской Богоматери, прямо перед главным алтарем... А Бог так и не поразил его молнией. Лестат нас уничтожил. Он уничтожил меня. После того как я, исполненный сознания долга, захватил его и приволок на наш подземный суд, Алессандра, которая, как и большинство старейших, к тому моменту уже лишилась рассудка, вступила с ним в веселую перепалку, а потом ушла в огонь, оставив меня наедине с очевидным абсурдом: нашим древним обычаям пришел конец, наши суеверия смехотворны, наши пыльные черные одеяния нелепы, наши самобичевания и самоотречения бессмысленны, наша вера в то, что мы служим Богу и дьяволу, не более чем наивный и глупый самообман. А наша община в городе веселых атеистов, каким был Париж в Век Разума, выглядит столь же нелепо, как выглядела бы несколько веков назад в глазах моего возлюбленного венецианца Мариуса.

Лестат был разрушителем, насмешливым пиратом, не признававшим никаких кумиров и авторитетов. И вскоре он покинул Европу, чтобы найти себе безопасную и удобную территорию в Новом Свете, в колонии Нового Орлеана.

Он не мог предложить мне в утешение никакой философии, и я, лишенный веры монах с детским лицом, вышел из самой черной темницы, чтобы облачиться в модную одежду современной эпохи и пройтись по широким улицам Парижа, как за три столетия до того по набережным Венеции.

А мои последователи, те немногие, кого я не смог одолеть и с горечью предать огню, беспомощно, ощупью двигались по пути к новообретенной свободе – свободе вытаскивать золото из карманов своих жертв, рядясь в их шелка и напудренные парики, свободе в восторженном изумлении наслаждаться чудесами яркой сцены, блистательной гармонией сотни скрипок, проделками актеров и рифмоплетов.

Какая участь ожидала нас, вслепую пробиравшихся ранними вечерами сквозь толпу на бульваре, несмело входящих в изысканные особняки и пышные бальные залы?

Мы убивали в обитых атласом будуарах и на парчовых подушках позолоченных карет. Мы купили себе красивые гробы с причудливой резьбой, а на ночь запирались в отделанных золотом и красным деревом подвалах.

Что стало бы с нами, разобщенными, когда мои дети боялись меня, а я точно не знал, в какой момент щегольство и сумасбродство французского освещенного города заставят их совершить опрометчивую или пагубную выходку с чудовищными последствиями?

Именно Лестат дал мне ключ, Лестат дал мне место, где я смог найти приют для своего обезумевшего и бешено бьющегося сердца, где я смог собрать вместе своих последователей и создать хоть какую-то видимость разумного существования в новых условиях.

Перед тем как выбросить меня на мель среди останков моих Великих Законов, он передал мне тот самый бульварный театр, где сам когда-то был молодым пастушком комедии дель арте. Все смертные актеры уехали. Осталась только элегантная, нарядная скорлупа: сцена с веселыми декорациями и позолоченной аркой, бархатный занавес и пустые скамьи, дожидающиеся шумной публики. Там мы и обрели свое самое безопасное укрытие, готовые с энтузиазмом спрятаться под маской грима, идеально прикрывающего нашу сияющую белую кожу, и выдавать за актерский талант присущую нам фантастическую грацию и гибкость.

Мы стали актерами, профессиональной труппой бессмертных, которые сошлись вместе, чтобы поставить бодрые декадентские пантомимы для смертной публики, так и не заподозрившей, что мы, белолицые лицедеи, намного страшнее любого из чудовищ, фигурировавших в наших фарсах или трагедиях. Так родился Театр вампиров.

И я – никчемная шелуха, выдающая себя за человека и имеющая на то меньше прав, чем когда бы то ни было прежде, – стал его руководителем.

Это было самое меньшее, что я мог сделать для своих осиротевших приверженцев старой веры, счастливых, купающихся в безвкусной роскоши, которая царила в безбожном мире накануне Великой революции.

Почему я так долго правил этим театром, служившим для нас щитом, почему я год за годом оставался с этим своеобразным собранием, я не знаю, знаю только то, что я нуждался в нем, нуждался не меньше, чем в Мариусе и в нашем венецианском доме или же в Алессандре и в общине, обитавшей под склепами кладбища Невинных. Я нуждался в убежище, куда мог направиться перед рассветом, где, как я знал, надежно укрывались другие представители моего рода. И могу точно сказать, что мои последователи-вампиры нуждались во мне. Им необходимо было верить в мое руководство, и когда доходило до самого худшего, я не подводил их. Я умело обуздывал легкомысленных бессмертных, которые периодически начинали подвергать нас опасности, публично демонстрируя сверхъестественную силу или крайнюю жестокость, а также с математическим талантом ученого-идиота улаживал все деловые и финансовые вопросы.

Налоги, билеты, афиши, отопление, рожки для освещения, переговоры с капризными драматургами – всем этим занимался я.

И иногда меня охватывала невероятная гордость. С каждым сезоном мы богатели и расширялись, разрасталась и наша аудитория; примитивные скамейки в зрительном зале сменились бархатными креслами, а грошовые пантомимы – талантливыми и поэтичными спектаклями.

Из вечера в вечер я занимал свое место в отдельной ложе, скрытой за бархатными портьерами, – элегантный господин в узких, по моде, брюках, в соответствующем жилете из набивного шелка и в элегантного покроя ярком шерстяном пиджаке, с зачесанными назад и стянутыми черной лентой волосами – и думал о потерянных веках, впустую потраченных на соблюдение протухших ритуалов, как думают подчас о долгой мучительной болезни, прошедшей в темной комнате среди горьких микстур, бессмысленных песнопений и кошмарных снов. Не может быть, чтобы это происходило на самом деле: зачумленные оборванцы, нищие хищники, воспевавшие сатану в ледяном полумраке!..

И все прожитые мной жизни, все увиденные мной миры казались мне еще менее реальными.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация