Глаза его по-прежнему оставались закрытыми, и любому из
смертных, наверное, показалось бы, что его лицо лишено всякого выражения. Но я
отчетливо ощущал его печаль. Я почувствовал, как она велика, хотя мне совсем
этого не хотелось. И на какое-то мгновение я ясно понял, какая пропасть
разделяет нас, лежит между его попыткой одержать надо мной верх и моим желанием
всего лишь защитить себя самого.
В отчаянии он предпринял попытку покорить то, что даже не в
силах был понять.
А я импульсивно, без всякого труда отразил нападение и
поставил Армана на место.
Ко мне вновь вернулась боль, связанная с Никола, я вспомнил
слова Габриэль по поводу брошенных им мне в лицо обвинений. Мой гнев не шел ни
в какое сравнение с горем и отчаянием, которые испытывал он.
Возможно, именно по этой причине я наклонился и поднял
Армана с земли. А быть может, я сделал это потому, что он был на редкость
красив и казался таким потерянным, ведь в конце концов мы были с ним одного
поля ягоды.
Вполне естественно, что один из ему подобных должен увести
его оттуда, где рано или поздно его могут обнаружить смертные.
Он не сопротивлялся. Не прошло и минуты, как он уже стоял на
ногах. Потом он, шатаясь, оперся на меня, я обнял его за плечи, чтобы помочь
удержать равновесие, и мы медленно пошли прочь от Пале-Рояля в сторону улицы
Сент-Оноре.
Я едва обращал внимание на проходящих мимо людей, но сразу
же заметил стоящую в тени деревьев фигуру, от которой не исходило и намека на
человеческий запах. Я догадался, что Габриэль ждет меня там уже довольно давно.
Она молча и неуверенно сделала несколько шагов вперед, и
лицо ее исказилось при виде пятен крови на кружевах и царапин на белой коже
Армана. Она протянула руки, чтобы помочь мне вести его, хотя едва ли понимала,
что от нее требуется.
Где-то далеко в погруженном во тьму парке были остальные. Я
явственно ощутил их присутствие задолго до того, как их увидел. Ники тоже был
среди них.
Так же как и Габриэль, их привлек сюда шум, а может быть,
какие-то непонятные, неизвестные мне мысленные призывы. Они просто стояли и
смотрели нам вслед.
Глава 2
Мы довели Армана до платных конюшен, и там я посадил его на
свою кобылу. Он был так слаб, что, казалось, вот-вот упадет с нее, поэтому я
сел позади него, и все трое мы выехали из города.
Всю дорогу я размышлял о том, что должен теперь делать. Могу
ли я позволить ему войти в свое убежище? Габриэль не возражала, но время от
времени поглядывала в его сторону. Арман же за все время не произнес ни слова.
Он сидел впереди меня, погрузившись в свои мысли, маленький и легкий, как
ребенок. Однако он не был ребенком.
Конечно же, он всегда знал, где находится башня, и я
задумался, что мешало ему проникнуть в нее. Неужели решетки были для него
непреодолимой преградой? Теперь же я сам собирался пустить его внутрь. Но
почему молчит Габриэль? Мы давно ожидали этой встречи, жаждали встретиться с
ним, но она, конечно, знала, что он со мной сделал.
Мы подъехали к башне, спешились, и он пошел впереди меня.
Когда я подошел к воротам, он уже ждал возле них. Доставая ключ, я думал о том,
каких клятв и обещаний должен от него потребовать, прежде чем позволить ему войти
в дом. Значат ли что-нибудь для таких, как он, созданий мрака законы
гостеприимства?
В его огромных карих глазах застыло безразличное, почти
сонное выражение, свидетельствующее о признании им полного крушения всех его
надежд. Он долго смотрел на меня, а потом вдруг протянул руку и крепко обхватил
пальцами один из прутьев в центре решетки. Застыв от удивления, я беспомощно
наблюдал, как с громким скрежетом решетка выползает из своего каменного
основания. Однако он быстро взял себя в руки и ограничился тем, что слегка
погнул прутья. Он уже доказал, что хотел: при желании он в любой момент мог
проникнуть в башню.
Я осмотрел погнутые прутья. Да, я победил его. Но мог ли я
сделать то, что он только что сотворил? Не уверен. Как же я могу определить его
силу, власть и возможности, если не знаю своих собственных?
– Пошли, – нетерпеливо произнесла Габриэль и
первой стала спускаться по каменной лестнице в склеп.
Там было, как всегда, очень холодно – теплый весенний воздух
не проникал в подземелье. Пока я зажигал свечи, она разожгла огонь в старинном
камине. Он сидел на каменной скамье и наблюдал за нами. Я видел, как действует
на него исходящее от огня тепло: он дышал теперь как-то по-иному, и тело его
словно увеличилось в размерах.
Он оглядывался вокруг, как будто впитывая в себя свет.
Взгляд его прояснился.
Трудно переоценить значение тепла для вампиров. Однако члены
старинного общества начисто его отрицали.
Присев на другую скамью, я попытался увидеть все окружающее
его глазами.
Все это время Габриэль оставалась стоять, но теперь она
подошла к нему ближе. Потом достала платок и коснулась его лица.
Он смотрел на нее с тем же выражением, с каким смотрел на
огонь в камине, на пламя свечей, на пляшущие по сводам потолка тени. Казалось,
происходящее почти не интересует его.
Меня потрясло еще одно открытие: синяки и царапины на его
лице почти исчезли, кости срослись, лицо вновь приняло прежние очертания.
Осталась только большая, чем обычно, бледность от потери крови.
Сердце мое непроизвольно вздрогнуло, совсем как тогда, когда
я слушал его голос на зубчатой стене башни.
Я вспомнил о боли, которую испытал во дворце, когда этот
подлый обманщик вонзил мне в шею острые клыки.
Я ненавидел его всеми силами своей души.
И в то же время я не мог отвести от него взгляд. Габриэль
причесала его и смыла с его рук кровь. Пока она делала это, он казался
совершенно беспомощным. А на ее лице было написано искреннее любопытство;
чувствовалось, что она жаждет быть рядом с ним, прикасаться к нему, исследовать
каждую черточку его лица, каждый сантиметр тела. Она походила на ангела, на
посланца небес. В мерцающем сиянии свечей они пристально смотрели друг на
друга.
Он вновь повернулся к огню, слегка наклонился вперед, и
взгляд его перестал быть равнодушным. В эти минуты он был почти похож на обыкновенного
человека. Почти…
– Что ты собираешься теперь делать? – спросил я
вслух, чтобы меня могла слышать и Габриэль. – Останешься ли в Париже и
позволишь ли Элени и остальным спокойно заниматься тем, чем они хотят?
Он не ответил, продолжая пристально всматриваться во все,
что его окружало. Взгляд его остановился на саркофагах. Трех саркофагах…
– Тебе, конечно, известно, кем они стали, –
продолжал я. – Так ты покидаешь Париж или остаешься?
