Но больше всего меня поразило, что все стены от пола до
потолка украшали яркие, великолепно написанные фрески.
В одной из комнат была изображена залитая солнцем пустыня,
по которой, выписанный до мельчайших деталей, двигался караван верблюдов вместе
с одетыми в тюрбаны людьми. В другой передо мной ожили джунгли, наполненные
тропическими цветами и лианами. Каждый листик был как настоящий.
Иллюзия реальности была столь полной, что в первый момент я
буквально опешил. Зрелище оказалось столь увлекательным, что я не мог отвести
взгляд и чем пристальнее вглядывался, тем больше видел.
Повсюду были изображены разного рода существа – насекомые,
птицы, земляные черви. Миллионы точных деталей в конце концов создали у меня
впечатление, что я нахожусь в совершенно ином пространстве и времени и оказался
внутри чего-то гораздо большего, чем обычная картина. Но в то же время это было
совершенно плоское настенное изображение.
У меня закружилась голова. Куда бы я ни повернулся, повсюду
я видел все новые и новые картины. Названия некоторых цветов и оттенков я даже
не знал.
Что же касается стиля, в котором были написаны картины, то
он одновременно и восхищал и ставил в тупик. Техника письма была совершенно
реалистической, с использованием классических пропорций и тех приемов, которые
можно увидеть в произведениях всех представителей позднего Ренессанса: да Винчи,
Рафаэля, Микеланджело, а также в работах художников более позднего времени, к
примеру Ватто или Фрагонара. Очень эффектно использовался свет. Казалось, что
нарисованные существа действительно дышат.
Но в отношении деталей нельзя было говорить о реалистичности
или пропорциях. Слишком много было обезьян в джунглях, слишком много жуков на
листьях… На картине, изображающей летнее небо, в воздухе летали тысячи
насекомых.
Я попал в просторную галерею, с обеих стен которой на меня
смотрели портреты множества мужчин и женщин. Я едва не вскрикнул. Здесь были
представители всех эпох – бедуины и греки, египтяне и римляне, рыцари в
доспехах, крестьяне и короли. Здесь были люди эпохи Ренессанса в коротких
колетах и рейтузах, сам Король-Солнце в массивном завитом парике и даже мои
современники.
И опять же детали создавали впечатление, будто все это
существует только в моем воображении: капельки воды, застывшие на плаще,
полураздавленный лакированным башмаком паук…
Я засмеялся, но вовсе не потому, что мне стало весело, а от
переполнявшего меня восторга. Я смеялся и никак не мог остановиться.
Мне пришлось усилием воли заставить себя выйти из галереи, и
помогло мне в этом, пожалуй, лишь одно: я увидел ярко освещенную библиотеку.
Множество стеллажей с книгами, свернутыми в рулоны
рукописями, огромные блестящие глобусы на деревянных подставках, бюсты
древнегреческих богов и богинь, множество развернутых карт…
На столах стопками лежали газеты на всех языках мира. И
повсюду было множество удивительных и любопытных предметов: ископаемые останки,
мумифицированные руки, экзотические раковины… Здесь имелись букеты засушенных
цветов, статуэтки, фрагменты старинных скульптур, глиняные сосуды, украшенные
египетскими рисунками и иероглифами.
В центре комнаты между столами и стеклянными футлярами были
расставлены удобные стулья со скамеечками для ног, возле каждого горели
масляные лампы или канделябры со свечами.
Здесь были созданы все условия для приятного
времяпрепровождения, для долгих часов отдыха, и все убранство комнаты носило на
себе отпечаток человечности. Знания человечества, созданные людьми произведения
искусства, даже стулья, на которых, вполне возможно, когда-то сидели смертные…
Я провел в библиотеке довольно много времени, просматривая
греческие и латинские названия книг и чувствуя опьянение, как в те времена,
когда я, будучи еще смертным, вливал в себя изрядное количество вина.
Однако мне необходимо было разыскать Мариуса. Я покинул
библиотеку, спустился по небольшой лестнице, прошел по живописной галерее и
оказался в еще более просторной и тоже ярко освещенной комнате.
Еще издалека я почувствовал запах цветов и услышал пение
птиц. И наконец очутился среди множества самых разных по размеру клеток. Здесь
были не только разнообразные птицы, но и обезьяны, бабуины. Пока я проходил по
комнате, все они яростно бесновались в своих маленьких тюрьмах.
Рядом с клетками в горшках росли всевозможные растения:
папоротники и банановые деревья, махровые розы, жасмин, луноцвет и множество
других прекрасных ночных растений. Здесь были пурпурные и белоснежные орхидеи,
медоносы, привлекающие к себе и заманивающие в ловушку насекомых, миниатюрные
деревья, ветви которых сгибались под тяжестью персиков, лимонов и груш.
Из этого рая я сразу же попал в галерею скульптуры, которая
ничуть не уступала галереям и музеям Ватикана. В соседних помещениях я успел
заметить великое множество картин, предметов мебели, привезенных с Востока,
механических игрушек и забав.
Теперь я, конечно же, не стоял подолгу возле каждого
увиденного предмета. Для того чтобы внимательно рассмотреть все, что здесь
находилось, понадобилась бы целая жизнь. Я поспешил дальше.
Я не знал, куда именно иду, но понял, что мне сознательно
было позволено увидеть все эти сокровища.
И наконец до меня донесся звук, безошибочно свидетельствующий
о присутствии Мариуса, – глухие и ритмичные удары сердца, которые я уже
слышал в Каире. Я двинулся прямо на этот гул.
Глава 3
Я оказался в ярко освещенном салоне восемнадцатого века.
Каменные стены покрывали великолепные панели из розового дерева и высокие
зеркала в рамах. Здесь стояли раскрашенные сундуки, обитые тканью стулья и
фарфоровые часы. На стенах висели яркие пейзажи. В шкафах со стеклянными
дверцами я увидел книги, на маленьком столике возле парчовых кресел с широкими
подлокотниками лежала свежая газета.
Высокие и узкие французские окна выходили на каменную
террасу, где буйно цвели источающие тонкий аромат белые лилии и красные розы.
Там, опершись о каменную балюстраду, спиной ко мне стоял
джентльмен восемнадцатого века.
Он обернулся и жестом пригласил меня выйти на террасу. Это
был Мариус.
