Однако его полная неподвижность начинала нервировать меня.
Глаза его были неестественно широко раскрыты, а губы слегка изогнулись, как
будто само мое присутствие возбуждало его. Его гладкая и изящная белая рука,
спокойно лежащая на столе, никоим образом не гармонировала с его внешностью.
Бросив быстрый взгляд на зал, я увидел, что моих рабов в
таверне нет. Наверное, играют в карты в соседней комнате, подумал я, или
развлекаются наверху с женщинами. Так или иначе, они с минуты на минуту должны
прийти.
Я через силу улыбнулся молчаливому и странному соседу и
вновь обратился к лежащим передо мной записям. Однако он вдруг заговорил:
– Как вижу, вы очень образованный человек?
Он задал вопрос на латинском языке, на котором говорила вся
Империя. Однако акцент у него был довольно сильный. Он очень тщательно
произносил каждое слово, и речь его была почти музыкальной.
Я ответил, что да, к счастью, я получил хорошее образование,
и вновь вернулся к работе, надеясь, что мой ответ заставит его прекратить
разговор. Мне было приятно и интересно смотреть на него, но вступать с ним в
беседу не было никакого желания.
– Вы умеете писать и по-латыни, и по-гречески? –
снова задал он вопрос, глядя на мои завершенные заметки.
Я вежливо объяснил ему, что греческие фразы в моем тексте
всего лишь цитаты из другого источника и что сам я пишу по-латыни. Потом опять
уткнулся в работу.
– Однако вы ведь кельт, не так ли? – уточнил он,
использовав греческое название галлов.
– Нет, что вы, я римлянин, – возразил я.
– Но вы выглядите совсем как кельт. Вы похожи на нас,
такой же высокий и говорите совсем как мы.
Его последние слова очень меня удивили. Вот уже много часов
я сидел здесь и потягивал вино. Я никуда не выходил. Тем не менее я объяснил
ему, что моя мать была из племени кельтов и что я ее совершенно не знал. А мой
отец – римский сенатор.
– А что это вы пишете на греческом и латинском языках?
Что вас так увлекает?
Я не стал отвечать ему грубостью. Этот человек начинал
интриговать меня. Однако к своим сорока годам я уже знал, что, как правило,
люди, которых встречаешь в таких вот тавернах, бывают интересны только в
течение первых нескольких минут, а потом общение с ними начинает смертельно
утомлять.
– Ваши рабы говорят, – мрачновато-торжественно
произнес он, – что вы пишете великую историю.
– Вот как? – несколько напряженно сказал я. –
А где, кстати, мои рабы, хотел бы я знать?
Я вновь огляделся, но нигде их не увидел. Тогда я
подтвердил, что действительно пишу историю.
– И вы бывали в Египте… – продолжил он, протягивая
по столу руку.
Я не ответил и снова пристально всмотрелся в него. Было в
нем нечто такое, что трудно передать словами, – в том, как он сидел, как
жестикулировал только одной рукой. Обычно так вели себя недалекие люди, которым
хотелось показать, что они обладают величайшей мудростью, в то время как на
самом деле в них не было ничего, кроме безмерной самоуверенности.
– Да, – ответил я наконец с некоторой долей
осторожности, – я бывал в Египте.
Он заметно оживился. Глаза его сначала широко раскрылись,
потом он прищурился и сделал едва заметное движение губами, словно говоря сам с
собой.
– А вам известны египетские язык и письменность? –
слегка сдвинув брови, очень серьезно спросил он. – Знакомы египетские
города?
– Разговорный язык – да, я его знаю. Но если под
письменностью вы понимаете древнее рисуночное письмо, то нет, его я не могу прочесть.
И не знаю никого, кто мог бы это сделать. Я слышал, что пиктографическое письмо
не могут прочесть даже старые египетские монахи. Они не понимают смысла
половины текстов, которые им приходится переписывать.
Он странно засмеялся. То ли его развеселили мои слова, то ли
ему было известно нечто такое, чего не знал я. Потом он глубоко вздохнул,
отчего ноздри его слегка расширились и лицо вновь сделалось холодным. Он был
поистине замечательным человеком.
– Его могут прочесть боги, – прошептал он.
– Что ж, хотелось бы мне, чтобы они и меня этому
научили, – весело ответил я.
– Правда? – От удивления он едва не
задохнулся. – Повторите, что вы сейчас сказали!
– Я пошутил, – пожал плечами я. – Я только
хотел сказать, что мне хотелось бы научиться читать египетские письмена. Тогда
я смог бы узнать истинную правду о египтянах, вместо того чтобы читать
глупости, написанные о них греческими историками. Египет – неведомая и никем не
понятая страна…
Я вдруг остановился. С какой стати я разговариваю с этим
человеком о Египте?
– В Египте до сих пор живут настоящие боги, –
совершенно серьезно сообщил он, – боги, которые существовали там всегда.
Приходилось ли вам бывать в самых глубинах Египта?
То, что он говорил, показалось мне весьма любопытным. Я
ответил, что путешествовал довольно далеко вверх по Нилу и что видел там
множество чудес.
– Но что касается настоящих божеств, – продолжал
я, – то я едва ли могу поверить в достоверность рассказов о богах с
головами животных…
Он покачал головой, как мне показалось, даже несколько
печально.
– Истинные боги не нуждаются в том, чтобы в их честь
возводили статуи, – сказал он. – У них человеческие головы, и они
появляются только тогда, когда сами того хотят. Они существуют так же, как
существуют растения, выходящие из-под земли, как существует все на земле, как
камни и луна, в великом молчании ведущая отсчет времени благодаря своим
неизменным циклам.
– Вполне вероятно, – едва слышно произнес я, не
желая раздражать его.
Так вот оно что! Он просто фанатик! Мне следовало сразу
догадаться, что сочетание ума и детской наивности свидетельствует о его
фанатизме. Мне припомнилось кое-что из записок о галлах Юлия Цезаря. Он писал о
том, что кельты ведут свое происхождение от Диспатера, бога ночи и тьмы.
Неужели сей странный человек верит во все это?
– В Египте есть древние боги, – мягко заговорил
он. – Древние боги есть и в этих землях, но только для тех, кто умеет им
поклоняться. Я говорю не о ваших храмах, возле которых торгуют животными, чтобы
осквернять алтари, а мясники потом продают оставшееся мясо. Я говорю об
истинном поклонении, о настоящих жертвах богу, единственных, к которым он
прислушивается и на которые откликается.
– Вы говорите о человеческих жертвоприношениях? –
уточнил я.
