Как только Маэл и я оказались внутри повозки, полог ее
опустили, скрыв нас от посторонних глаз. Мы уселись на грубо сколоченные
скамейки, и повозка тронулась в путь. В полном молчании мы ехали несколько
часов.
Сквозь матерчатое покрытие повозки проникали лучи солнца, а
когда я приник к нему лицом, то увидел лес, через который мы проезжали. Он
показался мне еще темнее и гуще, чем в первый раз. За нами следовал бесконечный
караван других повозок. Некоторые из них представляли собой огромные клетки,
внутри которых находились люди. Вцепившись руками в прутья, они умоляли
отпустить их, и голоса их сливались в единый, исполненный ужаса вопль.
– Кто эти люди? Почему они так кричат? – не в силах
больше вынести подобное напряжение, спросил я.
Маэл вздрогнул и словно пробудился от сна.
– Они преступники – воры и убийцы. Все они справедливо
осуждены и будут принесены в священную жертву.
– Ужасно, – пробормотал я.
Хотя имел ли я право говорить так? Разве сами мы не
приговаривали преступников к смерти на кресте, к сожжению у позорного столба, к
разного рода пыткам и страданиям? Неужели то, что мы не называли это священной
жертвой, делало нас более цивилизованными? Возможно, кельты поступали гораздо более
мудро, не позволяя им умирать зря.
Чепуха какая-то. Голова у меня кружилась. Повозка продолжала
катиться вперед. Я слышал голоса тех, кто сопровождал нас, – некоторые шли
пешком, другие ехали верхом на лошадях. Все эти люди направлялись на праздник
Самайн. Мне предстояло вскоре умереть. Я очень боялся, что меня сожгут. Маэл
выглядел испуганным и был очень бледен. Вопли и вой осужденных на смерть
сводили меня с ума.
О чем я буду думать, когда они разожгут костер? Какие мысли
придут мне в голову в тот момент, когда я почувствую, что горю? Я больше не в
силах был выносить все это.
– Что ждет меня? – неожиданно даже для самого себя
спросил я, испытывая отчаянное желание придушить Маэла.
Он поднял на меня взгляд и чуть сдвинул брови.
– А вдруг бог уже мертв?.. – прошептал он.
– Тогда мы вместе с тобой отправимся в Рим и будем пить
там прекрасное италийское вино, – шепнул я в ответ.
Когда повозка наконец остановилась, давно уже перевалило за
полдень. Гул голосов вокруг становился все громче и громче.
Я встал, чтобы выглянуть из повозки, и Маэл не остановил
меня. Я увидел, что мы находимся на огромной лесной поляне, окруженной со всех
сторон гигантскими дубами. Все повозки, в том числе и наша, были расставлены
под деревьями, а посреди поляны сотни людей возводили какое-то сооружение из
бесчисленного количества вязанок хвороста, тысяч метров веревок и сотен
свежесрубленных толстых стволов деревьев.
Самые длинные бревна – таких мне никогда не приходилось
видеть – были поставлены вертикально в виде двух огромных букв «X».
Лес буквально кишел людьми, наблюдающими за всем, что
происходило на поляне, на которой разместиться всем было просто невозможно. Все
новые и новые повозки пробирались сквозь это невероятное скопление в поисках
свободного места возле края леса.
Я снова сел, делая вид, что не понимаю, что происходит,
пытаясь убедить в этом даже самого себя. Однако я, конечно же, все прекрасно
понимал. Ближе к закату крики и вопли осужденных стали еще громче и отчаяннее.
Солнце почти село, когда Маэл приподнял полог, и я в ужасе
уставился на две гигантские, сплетенные из прутьев фигуры. Должно быть, они
изображали мужчину и женщину. Одежда и волосы их были сделаны из виноградных
лоз, все остальное – из шестов и ивовых прутьев. Сверху донизу к ним веревками
были привязаны осужденные на смерть, вопли которых разносились далеко вокруг.
При виде этих ужасных великанов я буквально лишился дара
речи. Я не мог сосчитать, сколько извивающихся тел было на поверхности статуй –
на их торсах, руках, даже на ладонях, в пустом пространстве полых ног и похожих
на клетки, лишенных лиц, огромных голов, украшенных венками из ивовых прутьев и
цветов. Гирлянды из цветов украшали платье женщины, а за свитый из плюща пояс
мужчины были заткнуты снопы пшеницы. Фигуры раскачивались и дрожали, словно
готовые вот-вот упасть, однако я знал, что этого не произойдет, так как их
удерживали невероятной длины бревна, позволявшие им возвышаться над лесом.
Вокруг странных статуй были уложены вязанки хвороста и пропитанные смолой поленья,
которые вскоре запылают, и тогда пламя поглотит гигантские фигуры.
– И ты хочешь, чтобы я поверил, будто все эти
несчастные, которые привязаны там веревками и обречены на смерть, виновны в
преступлениях? – спросил я Маэла.
Он молча кивнул с обычным торжественным и серьезным
выражением лица. Его это мало волновало.
– Они ждали месяцы, а иногда и годы того момента, когда
будут принесены в жертву, – ответил он наконец, и голос его прозвучал
равнодушно. – Их привезли сюда со всех уголков нашей земли. И точно так
же, как и мы, они не в силах изменить свою судьбу. Им суждено умереть вместе с
изображениями Великой Матери и ее Возлюбленного.
Меня все больше и больше охватывало отчаяние. Нужно было
что-то предпринять, чтобы спастись. Но двенадцать друидов окружали со всех
сторон повозку, а за ними располагался целый легион воинов. Все остальные
заполняли лес на много метров вглубь, и конца им не было видно.
Быстро темнело, и повсюду были зажжены факелы.
До меня доносился рев возбужденных голосов. Крики обреченных
становились все более пронзительными и жалобными.
Я сидел неподвижно, стараясь не поддаваться панике. Уж если
мне не суждено избегнуть страшной участи, я должен пройти через странный обряд,
хотя бы внешне демонстрируя спокойствие. А когда всем станет ясно, какой это
обман и мошенничество, я твердо и с достоинством выскажу все, что думаю по
этому поводу, – так, чтобы меня могли услышать все. Это и будет моим
последним поступком – деянием бога, а потому я должен совершить его,
демонстрируя сознание своей власти и авторитета. В противном случае мой акт не
будет иметь никакого смысла.
Повозка снова двинулась куда-то. Крики и шум усилились, и
Маэл взял меня за руку, словно стараясь придать мне мужества. Он поднял полог
только тогда, когда повозка остановилась в глубине леса, за много ярдов от
поляны. Оглянувшись, я увидел огромных зловещих истуканов, внутри которых в
отблесках факела виднелись отчаянно извивающиеся фигурки людей. Казалось,
кошмарные создания оживают и вот-вот встанут и двинутся на нас, круша все на
своем пути. Игра света и теней внутри их голов создавала впечатление
отвратительно гримасничающих лиц.
