Глава 11
Мне было не свойственно подобное поведение – без каких бы то
ни было объяснений и извинений резко прерывать разговор и уходить. За свою
смертную жизнь я никогда не позволял себе ничего подобного. Но, как я уже
говорил, я находился на грани безумия, первого из тех приступов, которые
испытывает каждый из нас.
Я возвратился в свой маленький дом возле огромной
Александрийской библиотеки и улегся на кровать, словно и вправду мог позволить
себе уснуть и таким образом забыть обо всем, что мне пришлось услышать и
пережить.
– Полнейшая глупость и ерунда, – пробормотал я
себе под нос.
Однако чем больше я думал над его рассказом, тем больший
смысл усматривал в нем. Действительно, ведь нечто внутри меня требует, чтобы я
пил все больше и больше крови. Смысл был и в том, что это нечто невероятно
усиливает все мои чувства и ощущения и поддерживает жизнь в моем теле, которое
на самом деле не более чем имитация тела человеческого. Нечто заставляет его
функционировать, в то время как оно давно должно было умереть.
Можно было предположить и то, что все мы тесно связаны с
Матерью и Отцом, потому что они были существами сугубо духовными, не
ограниченными телесными оболочками. Существо, которое жило в нас, можно было
уподобить виноградной лозе, а всех нас – цветам, разбросанным по миру на
огромные расстояния и связанным между собой простирающимися во все стороны
отростками этой лозы.
Именно поэтому мы, боги, способны так хорошо слышать друг
друга даже издалека; именно поэтому я знал, что в Александрии есть боги, еще до
того, как они позвали меня к себе. По этой же причине они смогли найти меня и
прийти за мной в мой дом, а потом привести меня к тайной двери.
Хорошо, пусть все это правда. Допустим, что объединение
неведомой силы с человеческим телом и создание в результате совершенно нового
существа действительно произошло случайно, как сказал Старейший.
И тем не менее меня не устраивало такое объяснение.
Все во мне протестовало против этого, потому что сам я
считал себя прежде всего личностью, особенным существом, обладавшим собственной
индивидуальностью, сознанием своих прав и полномочий. Я не в силах был
смириться с тем, что являюсь лишь вместилищем совершенно чуждого мне существа.
Что бы со мной ни произошло, я оставался МАРИУСОМ.
В конце концов я пришел к единственно устраивавшему меня
выводу: если я действительно так тесно связан с Матерью и Отцом, мне необходимо
самому увидеть их и убедиться в том, что они находятся в полной безопасности.
Мне невыносимо было думать, что в любой момент я могу погибнуть по вине
таинственной силы, которую не могу ни понять, ни удержать под своим контролем.
Однако я не вернулся в подземный храм. Следующие несколько
ночей я наслаждался кровью до тех пор, пока не топил в ее изобилии все свои
печальные мысли, а под утро направлялся в Александрийскую библиотеку, где
предавался своему любимому занятию – чтению.
Мое безумие отчасти прошло. Я уже перестал оплакивать свою
семью, не так сильно сердился на отвратительное существо из подземного храма и
все больше и больше думал о новых возможностях, которыми теперь обладал. Я буду
жить еще много веков, а это означает, что я смогу узнать ответы на великое
множество самых разнообразных вопросов. Со временем я превращусь в носителя
вечного и бесконечного знания! И до тех пор пока я буду убивать только злодеев,
я смогу мириться со своей постоянной жаждой крови и получать наслаждение в
минуты насыщения ею. Когда же наступит подходящий момент, я создам тех, кто
станет моими спутниками, и я сделаю это как положено.
Что же мне необходимо теперь сделать? Прежде всего пойти к
Старейшему и узнать у него, куда он спрятал Мать и Отца. А потом я сам
позабочусь о них. Сделаю именно то, что грозил сделать Старейший: спрячу их так
глубоко под землю, что ни один смертный никогда не сможет найти их и вытащить
на свет.
Как приятно строить подобные планы и думать о том, что все
можно решить так легко.
С тех пор как я убежал от Старейшего, прошло пять ночей. За
это время я успел все хорошо обдумать и разработать план действий. Я снова
лежал на своей кровати, сквозь прозрачный полог которой пробивался ко мне свет
от ламп. Купаясь в неярком золотистом свете, я прислушивался к звукам ночной
Александрии и грезил наяву. Интересно, думал я, придет ли ко мне снова
Старейший, обеспокоенный и разочарованный тем, что я не вернулся к нему? И в ту
же секунду, как эта мысль пришла мне в голову, я осознал, что кто-то стоит в
проеме двери.
Кто-то наблюдал за мной. Я это отчетливо ощущал. Чтобы
увидеть, кто это, мне нужно только повернуть голову. И тогда я наконец одержу
верх над Старейшим. Я скажу ему: «Итак, ты покончил с одиночеством и
разочарованием и пришел сюда, чтобы рассказать мне что-то еще? Почему бы тебе
не вернуться обратно и не погрузиться в молчание и одиночество, которые так
пугают твоих ужасных спутников, это братство праха?» Конечно же, я не стану
говорить все это, но я не мог отказать себе в удовольствии подумать так и
позволить ему– если, конечно, это он стоит там, возле двери, – услышать
мои мысли.
Существо не двигалось с места.
Неторопливо скосив глаза в ту сторону, я увидел, что это
женщина. И не просто женщина, а величественная египтянка с бронзовой кожей,
одетая и украшенная как древняя царица. На ней было великолепно сделанное
полотняное одеяние с множеством складок, а в спускавшиеся до плеч густые черные
волосы вплетены золотые нити. От нее исходила поистине невероятная сила, я всем
существом ощущал ее властное присутствие, и казалось, что она заполняет собой
все пространство маленькой и очень скромной комнаты.
Когда я сел и резко откинул полог кровати, все лампы вокруг
мгновенно погасли, и в наступившей темноте я ясно увидел кольцами и змейками
поднимающийся к потолку сизый дымок, который вскоре исчез. Она по-прежнему
оставалась на месте. Я отчетливо различал ее лишенное какого бы то ни было
выражения лицо, поблескивающие на шее драгоценные камни ожерелий и огромные
миндалевидные глаза. И тут я услышал ее безмолвный голос:
– Увези нас из Египта, Мариус.
И она исчезла.
Сердце мое готово было вот-вот выскочить из груди. Я
бросился в сад и стал повсюду искать ее, потом перепрыгнул через ограду и долго
стоял, прислушиваясь, на совершенно пустой немощеной улице.
