– Раздобудьте для него одежду, – приказал им
Арман, положив руку мне на плечо. – Наш потерянный, потерпевший поражение
господин должен выглядеть вполне презентабельно. Так, как он привык выглядеть
всегда.
Я стал умолять дать мне возможность поговорить с Элени,
Феликсом или Лораном, но они только смеялись. Они никогда даже не слышали таких
имен. И имя Габриэль ровным счетом ничего для них не значило.
Где же сейчас Мариус?! Сколько стран, рек и гор лежит между
нами?! Слышит ли он все, что здесь творится?
Наверху, в театре, согнанные сюда, как овцы в загон,
смертные зрители оглушительно топали по деревянным лестницам и полам.
Я мечтал вырваться отсюда и вернуться обратно в Луизиану, а
там пусть время делает свою неизбежную работу. Мечтал снова скрыться под
землей, вновь ощутить ее прохладные объятия, как это уже было однажды в Каире.
Я думал о Луи и Клодии, мечтал о том, чтобы мы вновь оказались вместе.
В моих видениях Клодия каким-то чудесным образом выросла и
превратилась в очаровательную молодую женщину, которая говорила мне со смехом:
«Видишь? Вот зачем я приехала в Париж – чтобы узнать, как это делается!»
Я опасался, что совершил роковую ошибку, боялся, что мне
никогда уже не удастся выйти отсюда, что я буду погребен здесь и обречен на
вечную жажду, как те несчастные за стенами склепа кладбища Невинных мучеников.
Я заикался и плакал, пытаясь поговорить с Арманом. И вдруг я понял, что Армана
уже нет. Если даже он и приходил, то ушел очень быстро. Или у меня уже начались
галлюцинации?
Я так мечтал о жертве, о теплой и еще живой жертве.
– Умоляю! Дайте ее мне! – кричал я и слышал голос
Армана:
– Ты получишь ее только тогда, когда скажешь то, что я
тебе велел.
Это был суд толпы монстров, трибунал белолицых демонов,
извергающих поток обвинений. Отчаянные мольбы Луи… Клодия, в немом молчании не
сводящая с меня взгляда… И мой собственный голос, подтверждающий, что именно
она это сделала, а потом выкрикивающий ругательства в адрес Армана, который с
невинным, как всегда, выражением сияющего лица вновь увел меня в темноту.
– Ты сделал все как надо, Лестат. Ты поступил
правильно.
Что я сделал? Свидетельствовал против них и подтвердил, что
они нарушили древние законы? Что осмелились восстать против предводителя
общества? Да что они знают о древних законах! Я кричал и звал Луи. А потом в
темноте я пил кровь, кровь еще живой жертвы. Но это не была исцеляющая кровь.
Это была просто кровь.
Мы снова ехали в экипаже. Шел дождь. Мы мчались через поля.
Потом мы долго поднимались по лестнице, пока не оказались на крыше башни. В
руках я держал испачканное кровью желтое платьице Клодии. Я видел то ужасное
место, где лучи солнца испепелили ее.
– Развейте прах, – попросил я, но никто не
сдвинулся с места.
Разорванное и окровавленное желтое платьице лежало на полу
камеры. Теперь оно было у меня в руках.
– Надеюсь, ее прах развеют? – спросил я.
– Разве ты сам не хотел справедливости? –
откликнулся Арман.
Черный шерстяной плащ был плотно запахнут, чтобы защитить
его от ветра. После недавней охоты лицо его казалось темным.
Что общего имело все происшедшее со справедливостью? И зачем
я сжимал сейчас в кулаке эту вещицу, это крохотное платьице?
Бросив взгляд с зубчатой стены башни Магнуса на город, я
увидел, что тот подступил совсем близко. Он уже протягивал свои длинные руки,
чтобы заключить в объятия и башню, куда долетал теперь отвратительный запах
фабричного дыма.
Стоя возле железных перил, Арман пристально смотрел на меня,
и в эти минуты он показался мне таким же юным, как и Клодия. «А главное, будь
уверен в том, что до момента перерождения они успели прожить достаточно долго.
Никогда, слышишь, никогда не имей дело с такими юными существами, как Арман».
Перед смертью она не сказала ни слова. Она смотрела на тех, кто ее окружал, как
на великанов, болтающих между собой на непонятном ей языке.
Глаза у Армана были красные.
– А Луи? Где он? – спросил я. – Его ведь не
убили? Я его видел. Он вышел на улицу, под дождь.
– За ним выслали погоню, – ответил он. – И
уничтожили его.
Лжец с лицом мальчика из церковного хора.
– Останови их! Ты должен их остановить, пока еще есть
время!..
Он покачал головой.
– Почему? Почему ты не можешь их остановить? Зачем ты
вообще все это устроил – суд и все остальное? Какое тебе дело до того, что они
со мной сделали?
– С ним все кончено.
Сквозь вой ветра до меня донесся звук парового свистка.
Отходит поезд мыслей… отходит… И не хочет возвращаться обратно… Вернись, Луи,
вернись…
– И ты не собираешься помогать мне? – в отчаянии
воскликнул я.
Он подался вперед, и лицо его мгновенно изменилось, как
менялось много-много лет назад, как будто кипящий внутри гнев растопил и
исказил его черты.
– Тебе, который уничтожил всех нас? Кто отнял у нас
все? А почему ты решил, что я стану тебе помогать? – С неузнаваемо
искаженным лицом он подошел ближе. – Тебе, который заставил нас писать
свои имена на отвратительных афишах, кто сделал нас героями дешевых романов и
предметом обсуждения в парижских гостиных!
– Но ведь это не я! Ты же знаешь, что это не я!
Клянусь!.. Это не я!..
– Тебе, который раскрыл все наши секреты! Щеголю и
франту, маркизу в белых перчатках, демону в бархатном плаще!
– Просто безумие – обвинять меня во всем этом! Ты не
имеешь права!
Я упорно защищался, но язык у меня так заплетался, что я сам
с трудом понимал, что говорю.
– В подземельях древнего кладбища мы жили почти как в
раю. – Голос его стал вдруг пронзительным и резким. – У нас была вера
и была цель! И это ты, ты пришел к нам и разом лишил нас всего! Что у нас
теперь осталось? Ответь! Ничего, кроме любви друг к другу! А что такое любовь
для таких, как мы?!
– Неправда, это началось намного раньше. Ты не
понимаешь. Ты никогда ничего не понимал.
Но он меня не слушал. Впрочем, это уже не имело никакого
значения. Он подошел еще ближе, и рука его темной молнией метнулась ко мне.
Голова у меня резко запрокинулась, и я увидел над головой небо, а чуть вдалеке
– перевернутый вверх ногами Париж.
Я летел в пространстве.
