Между тем я смог лично убедиться в том, что театр Рено
закрылся. В соседнем кафе я услышал разговоры о том, что труппа отправляется в
Англию. Итак, хотя бы эта часть моего плана была успешно выполнена.
Подходила к концу восьмая после нашей последней встречи с
Роже ночь. Почти перед самым рассветом я подошел к двери его дома и позвонил.
Он открыл мне быстрее, чем я ожидал, и, хотя одет он был,
как и всегда, в белую фланелевую ночную рубашку, выглядел Роже чрезвычайно
обеспокоенным и растерянным.
– Ваш наряд начинает мне нравиться, месье, –
сказал я. – Мне кажется, что я далеко не так доверял бы вам, будь вы одеты
в камзол и рубашку со штанами…
– Монсеньор, – перебил он меня, – случилось
нечто непредвиденное…
– Сначала ответьте, благополучно ли Рено и остальные
добрались до Англии.
– Да, монсеньор, они уже в Лондоне, но…
– А Ники? Он уже в Оверни? Вместе с моей матерью? Ну
же, скажите мне, что это так, что все уже сделано!
– Но монсеньор!.. – начал было он и тут же
замолчал.
Вдруг совершенно неожиданно для себя я отчетливо увидел в
его мыслях образ моей матери.
Будь я в состоянии думать, я немедленно понял бы, что это
означает. Ведь этот человек, насколько мне было известно, никогда не встречался
с моей матерью. Так откуда же в его голове мог возникнуть ее образ? Однако я не
способен был рассуждать здраво. Разум, можно сказать, покинул меня.
– Ведь она не… Не хотите ли вы сказать, что уже слишком
поздно?..
– Позвольте мне надеть камзол… – совершенно не к
месту сказал Роже и потянулся к звонку.
И снова перед моими глазами возник ее образ. Я так ясно
увидел ее бледное, изможденное лицо, что вынести это оказалось выше моих сил.
– Вы с ней виделись! Она здесь! – воскликнул я,
хватая и встряхивая его за плечи.
– Да, монсеньор, она в Париже. Я немедленно провожу вас
к ней. Молодой де Ленфен сообщил мне о ее приезде, но у меня не было
возможности связаться с вами, монсеньор. Ведь я даже не знаю, где вас искать! И
вот вчера она приехала.
Я был слишком потрясен, чтобы ответить. Я рухнул в кресло, и
воспоминания о ней, ее образ, хранившийся в моей памяти, заставили меня
совершенно забыть о Роже – я его больше не слышал. Она жива! И она в Париже! И
Ники тоже здесь, рядом с ней!
Роже подошел ближе и протянул руку, словно хотел, но не
решался дотронуться до меня.
– Монсеньор, пока я одеваюсь, вы можете пойти туда без
меня. Это на Иль-Сен-Луи, через три двери от квартиры монсеньора Никола. Лучше
вам не медлить.
Я тупо смотрел на него, но ничего не видел. Передо мной
стоял ее образ. До восхода солнца оставалось меньше часа. А чтобы добраться до
башни, мне необходимо не менее трех четвертей часа.
– Завтра… завтра ночью… – пробормотал я и вспомнил
вдруг строки из шекспировского «Макбета»: «Завтра… завтра… завтра…»
– Вы не поняли меня, монсеньор! Вашей матери уже не
суждено отправиться в Италию! Свое последнее в жизни путешествие она совершила
сюда – и только затем, чтобы увидеться с вами!
Обеспокоенный моим молчанием, он попытался встряхнуть меня.
Таким мне еще не приходилось его видеть. Сейчас он был взрослым мужчиной, а я
для него – лишь маленьким мальчиком, которого он пытался образумить и привести
в чувство.
– Я снял для нее квартиру, – говорил он, –
нанял сиделок и докторов, сделал все необходимое. Но все они бессильны
сохранить ей жизнь. Лишь вы еще удерживаете ее на этом свете. Желание увидеть
вас, прежде чем ее глаза закроются навсегда. А потому забудьте о том, который
сейчас час, и отправляйтесь к ней немедленно! Ибо даже такая сильная воля,
какой обладает она, не способна сотворить чудо.
Я был не в состоянии отвечать. Не мог мыслить здраво.
Вскочив с кресла, я бросился к двери, увлекая за собой Роже.
– Вы сейчас же пойдете к ней, – твердил я, –
и скажете, что я буду у нее завтра вечером.
Роже в ответ покачал головой. Он был сердит на меня и
раздражен, а потому попытался повернуться ко мне спиной.
Но я не позволил ему сделать это.
– Немедленно отправляйтесь к ней, Роже, – велел
я. – Вы будете весь день сидеть рядом с ней и позаботитесь о том, чтобы
она меня дождалась! Вы поняли меня? Чтобы она дождалась моего прихода! Следите
за ней даже во время сна! Разбудите ее и говорите с ней, если почувствуете, что
она уходит! Но только не позволяйте ей умереть до моего прихода!
Часть III - Причастие для маркизы
Глава 1
С точки зрения вампиров, я ранняя пташка. Я просыпаюсь,
когда солнце только скрывается за горизонтом и в небе горит красный закат.
Многие вампиры встают не раньше чем наступает полная темнота, а потому у меня
есть большое преимущество перед ними. К тому же они вынуждены возвращаться в
свои могилы на целый час раньше, чем я. Я не упоминал об этом, потому что сам
ничего не знал. Лишь много позднее это стало иметь для меня значение.
Вечером следующего дня я отправился в Париж, когда небо на
горизонте было еще багровым.
Прежде чем скользнуть в саркофаг, я надел самый лучший из
всех имевшихся у меня костюмов и вот теперь мчался вслед за солнцем на запад, в
сторону Парижа.
Мне казалось, что город охвачен пламенем – так ярок и ужасен
был для меня небесный костер. Наконец я, задыхаясь, пересек мост и оказался на
Иль-Сен-Луи.
Я не задумывался о том, что буду говорить или делать и каким
образом мне удастся скрыть от матери свое превращение. Я знал лишь, что должен
непременно увидеть ее, обнять и быть с ней рядом, пока еще есть время. Я не
верил, что она действительно может умереть. Для меня это было равносильно
катастрофе и казалось столь же страшным, как и пылающее на закате небо.
Возможно, во мне еще оставалось что-то от обыкновенного смертного, ибо в
глубине души теплилась надежда, что если я сумею исполнить ее последнее
желание, то каким-то образом смогу помочь ей.
Кровавый закат почти догорел, когда я отыскал на набережной
ее дом.
Это был весьма элегантный особняк. Роже неукоснительно
исполнил все мои приказания, и внизу ждал привратник, готовый проводить меня
наверх. Войдя в гостиную, я увидел двух горничных и сиделку.
