Время от времени я кожей ощущаю чьи-то голоса, слышу смех,
тихие непристойные смешки, меня ослепляет сияние свечей и оглушает сотрясающая
стены музыка.
В распахнутые двери врываются потоки дождя.
Запах смертных понемногу разогревает мой аппетит.
Белоснежные плечи, белоснежные шеи, отбивающие вечный ритм здоровые, сильные
сердца… Какие они все разные, эти разодетые в нарядные туалеты дети… Под
прекрасного качества шенилью, под кружевами и вышивкой скрываются поистине
первобытное варварство и жестокость; уставшие от высоких каблуков ноги
нестерпимо болят; маски на лицах напоминают струпья на коже возле глаз.
Все дышат одним и тем же воздухом, он вылетает из уст одного
и тут же попадает в уста другому. Все поглощают одну и ту же музыку, один и тот
же свет, одно и то же быстротекущее мгновение.
Время от времени кто-то останавливает на мне взгляд, в
котором явственно читается ожидание. Моя слишком белая кожа поначалу приводит
их в недоумение, но ведь и сами они часто пускают себе кровь, чтобы сохранить
нежную бледность собственной кожи. (Позвольте мне, господа, подержать для вас
тазик во время этой процедуры. А потом выпить его содержимое.) Тогда как на мои
глаза среди сияния драгоценных камней никто не обращает внимания.
И тем не менее меня со всех сторон окружают голоса. Я
чувствую их запах… О! У каждого свой неповторимый аромат! И я словно слышу их
призывы, как будто они манят меня отовсюду, словно чувствуют, кто я, и
испытывают ко мне страстное желание.
На каком-то древнем, неведомом языке они призывают смерть,
жаждут ее, когда она проходит по залу. Но разве они знают и понимают правду?
Конечно же нет! Весь ужас в том, что я и сам ее не знаю! Да и кто я такой,
чтобы нести в себе эту тайну, быть голодным настолько, чтобы поделиться ею с
кем-либо? Какое имею право украсть вот эту стройную женщину и высосать кровь
прямо из мягкой и нежной округлости ее маленькой груди?
А музыка все продолжала звучать. Это была музыка смертных.
Краски перед глазами вдруг вспыхнули ярче, словно готовые вот-вот растаять.
Голод мой усиливался. Он перестал быть просто отвлеченной мыслью. Он заставлял
вибрировать мои вены. Кому-то суждено умереть. Не пройдет и минуты, как чья-то
кровь окажется выпитой до последней капли. Я больше не в силах был думать об
этом, знать, что это должно случиться, представлять сомкнувшиеся на горле
пальцы, явственно ощущать пульсацию крови в венах, теплую плоть… Дайте же,
дайте мне ее! Где? Где она?! Это мое тело! Это моя кровь!
Воспользуйся своей властью, Лестат! Усилием воли протяни,
как змея, свой язык, чтобы отыскать и одним резким движением вырвать нужное
тебе сердце!
Пухлые маленькие ручки, которые так хочется пожимать,
мужские лица, украшенные коротко подстриженными светлыми бородками,
подрагивающие под моими пальцами мускулы… у вас нет ни одного шанса…
И вдруг под восхитительными нарядами и украшениями моим
глазам открылась невероятная картина разложения – я увидел скелеты.
Голые черепа под изысканными и вычурными париками, два
пустых черных отверстия, обращенные на меня поверх веера… Зал был полон
скелетов, слоняющихся в ожидании звона колоколов. Все выглядело точно так же,
как в зале театра Рено, когда я смотрел со сцены на пришедшую в ужас после
моего выступления публику.
Мне необходимо выйти отсюда. Это и есть смерть, и я могу
убежать от нее, если сумею отсюда выбраться. Но я оказался в плену у смертных,
тесным кольцом окружавших меня со всех сторон, как будто это ужасное место было
не чем иным, как ловушкой для вампиров. Если я сейчас брошусь бежать, то
приведу в ужас остальных и вызову панику. А потому я начал как можно осторожнее
пробираться к выходу.
У дальней стены я краем глаза заметил призрачную фигуру,
одетую в атлас, шелк и кружева. Арман!
Арман! Если он и звал меня, я не слышал его призывов. Если
он в тот момент приветствовал меня, я этого не ощущал. Он просто стоял и
смотрел на меня – а я видел сияние бриллиантов и изящные кружева с фестонами.
Он был словно видение, словно Золушка, появившаяся на балу, словно Спящая
Красавица, открывшая глаза среди пыли и смахивающая ее одним движением теплой и
нежной руки. При виде этой поистине неземной красоты я едва не задохнулся.
Несмотря на вполне обычный для смертных наряд, Арман
выглядел тем не менее существом совершенно сверхъестественным: ослепительно
чистое лицо, темные бездонные глаза, абсолютно непроницаемые, время от времени
вспыхивающие пламенем, словно приоткрывающие врата в ад. Когда он заговорил,
голос его был очень тихим, почти умоляющим и в то же время дразнящим,
заставляющим меня сосредоточенно прислушиваться к его словам.
– Ты искал меня всю ночь, – сказал он, – и
вот я здесь. Я ждал тебя. Ждал тебя все это время.
Я стоял и смотрел на него, не в силах отвести взгляд. И
тогда в голову мне вдруг пришла мысль, что никогда, сколько бы ни пришлось
скитаться по этой земле, я не найду более полного и очевидного воплощения
кошмара, который мы собой представляем, чем это поистине прекрасное существо.
В сравнении со всеми окружающими внешне он казался
поразительно невинным и простодушным.
Но при взгляде на него я видел перед собой подземные склепы
и слышал звуки литавр. Я видел незнакомые мне места, освещенные факелами,
слышал таинственные песнопения, чувствовал, как моего лица касается жар огня.
Но эти видения исходили не от него. Скорее они возникали из глубин моей
собственной души.
Никола никогда так не притягивал меня к себе, не казался
столь привлекательным. И никогда Габриэль не заставляла меня в такой степени
чувствовать себя ее преданным рабом.
Господи, вот она, истинная любовь! Вот он, зов истинной
страсти! Все, что я чувствовал до сих пор, было лишь слабой тенью моего
нынешнего душевного восторга.
Мне показалось, что он послал мне мысленный импульс, говоря
о том, что с моей стороны было неразумно думать, что все могло быть иначе.
– Кто может любить нас с тобой так, как только мы
способны любить друг друга? – прошептал он, и мне показалось, что его губы
дрогнули.
На него обращали внимание абсолютно все. Я видел, как люди,
проходя мимо него, замедляли шаги и окидывали его с ног до головы пристальными
взглядами. Когда он опускал голову, падающий под другим углом свет делал его
еще прекраснее.
Я двинулся по направлению к нему. В какой-то момент мне
показалось, что он поднял правую руку и поманил меня за собой, но в следующий
миг я подумал, что ошибся. Он повернулся, и я увидел впереди стройную фигуру
мальчика с тонкой талией и прямыми плечами, с тугими бедрами, скрытыми под
шелковыми чулками. Возле самой двери мальчик обернулся и снова жестом поманил
меня за собой.
