Но партнер, казалось, даже не заметил этого. Он соскочил с кровати.
— Лежи. Я сейчас вернусь.
Рука Эмили бессильно упала на кровать и замерла. Из окна тянуло холодом, который незаметно подбирался к разгоряченной коже. Она не знала, каким словом можно назвать ужасающее ощущение пустоты, возникшее вдруг неизвестно откуда. Словно ее лишили самого дорогого в жизни.
Рой вернулся в комнату с полотенцем, пластырем и перекисью водорода.
— Надеюсь, в ноге нет заноз.
Эми рассеянно взглянула на порез.
— Думаю, что нет. Не беспокойся, Рой, все в порядке.
— Я знаю, что ты разбираешься лучше, но позволь мне все сделать самому.
Она покорно кивнула — вот бы Барби удивилась. Кровь капала на простыни. Снова придется стирать.
Рой подложил под ногу полотенце и принялся промывать царапину. Нога Эмили легко лежала на его ладони, сквозь нежную кожу на подъеме просвечивали голубоватые вены. Он обрабатывал порез, стараясь полностью сосредоточиться на своей задаче. Только когда рана была аккуратно заклеена, он осторожно опустил ногу на кровать.
Его рука непроизвольно погладила маленькие аккуратные пальчики. Шелковая пижама с длинными рукавами и длинными штанишками мягко обрисовывала контуры женского тела. Роберт вспомнил, как ее грудь трепетала, словно маленькая птичка, под его ладонью, и хрипло произнес:
— Операция окончена. Пациент будет жить.
Но Эми было почему-то совсем не смешно. В ее глубоких глазах блеснули слезы.
Мужчина поспешно положил руку на ее колено.
— Я сделал тебе больно?
Она покачала головой.
— Я… просто обо мне никогда так не заботились.
— Ты никому не позволяешь заботиться о себе.
Эми упрямо вздернула подбородок. Как ему это знакомо.
— Мне нравится быть независимой.
— Вот как?
— Но в независимости нет ничего плохого! Мне нравится самой принимать решения, тратить деньги и…
— Мы же не будем спорить о независимости в полночь. Ложись. Я принесу еще одно одеяло. Ты, похоже, замерзла.
Да она просто продрогла до костей.
— Но это же твоя комната, — пыталась возражать она.
— Посплю в другой.
Рой достал из шкафа плед. Эмили все еще сидела посреди кровати, натянув простыню до подбородка. Глаза ее в темноте казались огромными. Интересно, о чем она думает? Дурак, самый настоящий дурак: нести женщине одеяло, когда есть другой, древний способ согреть ее. Ее поцелуи сводили Роя с ума, но внутренний голос подсказывал ему не торопиться. То, что Эми оказалась здесь, в коттедже, это просто чудо. Не спеши, твердил он себе. Она ведь будет здесь утром. А такую женщину стоит подождать.
Ты ждал ее всю жизнь.
— Ложись, — тихо произнес Роберт, — ты устала.
Он больше не хочет ее? Неужели он об этом говорит? Эми послушно улеглась, позволила себя укутать.
— Спокойной ночи, — прошептала она.
Теплые губы Роберта легонько коснулись ее щеки.
— Приятных сновидений, — отозвался он. Выходя из комнаты, он щелкнул выключателем, и Эми осталась в темноте.
Я больше не знаю, кто я, думала она. Я едва не занялась любовью с человеком, которого почти не знаю. С человеком, которого боюсь. Я хотела сорвать с него одежду. Я, Эмили Кимбелл! Что же со мной происходит? Надо бежать отсюда, пока не случилось то, о чем я впоследствии буду сожалеть.
Она закрыла глаза, устраиваясь поуютнее под теплым одеялом. В голове у нее уже начал вырабатываться план побега перед завтраком. Не забыть бы забрать свои книги…
5
Разбудила Эмили птичка, весело распевающая в ветвях дерева у самого дома. Чистое небо сияло изумрудной голубизной. Часы показывали полдень.
Надо было встать пораньше. Она бы успела улизнуть, пока Рой не проснулся.
Тело нещадно ныло — пребывание на крыше давало о себе знать, а воспоминания о том, как она слезала, направили мысли в определенное русло. Она так спокойно уснула, потому что в доме Роберт. Все-таки страшно было оставаться одной посреди леса. И утреннее пробуждение тоже оказалось безмятежным. Как же можно чувствовать себя в безопасности и одновременно в опасности с одним и тем же человеком? Совершенно непонятно.
Здесь так красиво. Она целый час лежала в лодке — настоящий рекорд. Без сомнения, одна моя половина не желает покидать коттедж. Ведь если бы Рой не вернулся ночью, я отдыхала бы здесь в свое удовольствие. Я не хочу проторчать остаток недели в городской квартире. Ну его к черту! Почему этот человек не остался в Нью-Йорке? Останься Рой там, она так бы никогда и не узнала новую Эмили, появившуюся здесь, на этой вот постели. При одной лишь мысли о том, как бесстыдно она извивалась под ним, как жадно ловила поцелуи, ее щеки залились краской. Почему она это допустила? Совсем на нее не похоже. Чем скорее она уедет домой и забудет о новой Эмили, тем лучше.
Осторожно опираясь на больную ногу, она встала с кровати. Пришлось надеть рубашку с длинными рукавами, закрывающими расцарапанный локоть, и джинсы, скрывающие повязку. Эмили нацепила на нос очки и принялась упаковывать вещи. Десять минут спустя, посвежевшая после душа, с безупречным макияжем и тщательно расчесанными волосами она спустилась вниз, волоча за собой дорожную сумку.
Роя нигде не было видно. Эми уже заканчивала укладывать свои книги, когда через большое окно уловила краем глаза какое-то движение во дворе. Она выпрямилась, прижимая к груди пухлый роман, во рту у нее пересохло.
Роберт плавал в озере. Сейчас он направлялся к дому в одних плавках, на плече висело мокрое полотенце. Игра света и тени искусно обрисовывала каждый мускул его великолепного тела. Он прекрасно сложен, неохотно отметила про себя Эмили. Но даже не это в его облике было главным — он выглядел счастливым, счастливым и беззаботным как мальчишка. И все вокруг него сияло счастьем.
Хорошо, что она уезжает. Рой способен околдовать кого угодно.
Он вошел в дом и широко улыбнулся.
— Налейте мне чашечку кофе, мисс. Вода ледяная и… — Он осекся, увидев на полу у двери дорожную сумку. — Что, черт возьми, вы делаете?
С его волос капала вода, стекая по гладкой коже плеч. Эми опустила глаза и как можно тверже сказала:
— Я уезжаю.
— Уезжаешь? Зачем?
— Все очень просто — ты вернулся. Я уезжаю.
Рой прислонился к дверному косяку и растерянно вытер полотенцем грудь.
— Я не мог больше оставаться в Нью-Йорке, — пояснил он. — Жара, пыль и слишком много людей. Потерянная скульптура нашлась, и я первым же самолетом вылетел домой. А почему ты не можешь остаться?
