Башка дернулась, повернулась и запричитала:
– Я случайно здесь очутился! Шел мимо, не
удержался на ногах и плюхнулся. Старый я, с артритом, вот и решил отдохнуть,
сил набраться, а уж после на берег выкарабкиваться. Где-то я тебя, дочка,
видел? Ты из ларюхинских?
– Лучше вылезайте, – приказала
я, – ваши суставы от пребывания в луже только сильнее заноют.
– Поскользнулся, упал, сижу, – выдал
укороченный вариант событий дедок.
– Вы настоящий фокусник, –
восхитилась я, – споткнулись и успели стащить одежду, чтобы не испачкать!
О, даже шнурки ухитрились развязать. С таким талантом впору в цирке
выступать!
Дед закашлял.
– Я ветеран войны и труда, весь израненный,
на Рейхстаге знамя водружал.
– Добрый день, господин Кантария, –
поклонилась я, – не ожидала увидеть в Подмосковье легендарного, но, увы,
уже скончавшегося героя. Или вы Егоров?
– Кто? – шмыгнул носом дедок.
– Знамя Победы устанавливали Кантария,
Егоров и Берест. История – единственный предмет, по которому я всегда
имела исключительно пятерки, – пояснила я.
– Я тоже триколор водрузил, но не на
большом Рейхстаге, а на маленьком, районном, – бесстыдно соврал старичок.
– Ух ты! Хотите простудиться –
сидите здесь хоть год, – сдалась я, – но должна предупредить: это
обычная яма с ничем не примечательной грязью!
– Вспомнил! – оживился дедок. –
Ты сама тут купалась и на нас с внучкой ругалась! Во какая! Хочешь целебным
источником лично владеть? Дулю тебе! Господь Землю для всех людей создал.
Я божий человек, по свету странствовал, добро творил и теперь полные права
имею тута плавать! Диаконом работал, все делал сам, детей крестил, стариков
отпевал! Уйди, а то анафеме предам!
Я рассмеялась.
– Приятно познакомиться с ветераном
войны, водружавшим флаг над Рейхстагом местного значения, а в свободное от
геройских подвигов время проповедующим Священное Писание. Но вот что интересно:
в советские годы флаги были красными, триколор появился после падения
коммунистического режима. А диакон не имеет права проводить службы, он всего
лишь помощник священника.
Дед насупился, а я обогнула «купальню», до-шла
до забора, пролезла в дыру между прутьями, пересекла лужок, покрытый цветами, и
очутилась на узенькой улочке, с двух сторон застроенной домами.
Никого из аборигенов видно не было. Я прошла
до перекрестка, дальше деревня превращалась в городок. Вместо частных избушек
появились две трехэтажные блочные постройки, по маленькой площади сновали люди.
Я остановила одного прохожего.
– Простите, где живет Надя Рязанцева?
– Че, я должен всех знать? –
нелюбезно ответил мужчина и пошел прочь.
Маленькая неудача не лишила меня боевого
задора. Я ухватила за рукав семенившую мимо бабушку, нацепившую на ноги валенки
с калошами. Старушку не смутил ни жаркий август, ни отсутствие снега: вдобавок
она еще и замоталась в платок.
– Сделайте одолжение. Я ищу
супермаркет, скажите, в какую сторону идти?
Из рукава застиранной кофты высунулись цепкие
пальцы с обломанными ногтями, бабка чихнула и прохрипела:
– Купишь ханку – покажу!
Я сделала шаг назад, но бабка схватила
меня за локоть. Покрывавшая ее голову тряпка свалилась на плечи, обнажилось
одутловатое лицо сине-желтого цвета и всклокоченные темные волосы без признаков
седины.
– Купи ханку, – потребовала
старуха, – а то в лицо плюну, получишь СПИД.
– Петька! – закричали с
противоположной стороны перекрестка. – А ну не лезь!
Существо съежилось и шмыгнуло прочь.
– Он у вас денег не взял? –
запыхавшись, спросила полная шатенка, перебежавшая проезжую часть, чтобы меня
спасти. – Пьяная рожа, а никак ведь не помрет! Хорошие люди погибают,
нечисть живет, а менты ни фига не делают!
– Это мужчина? Я приняла его за
пожилую женщину, – призналась я.
– Петька-алконавт, – пояснила
шатенка, – носит то, что на помойке нашел, у него в овраге и стол, и дом,
и одежный магазин. Местных Петька не трогает, а к приезжим привязывается. Тут
неподалеку есть клиника для богатых, их там от ожирения лечат, так постояльцы
ханурика совсем испортили. Придут сюда, от скуки по улицам шарятся и суют ему
большие деньги: тысячу, две. Если уж им некуда миллионы тратить, построили бы
детскую площадку.
– Не знаете случайно, где дом Нади
Рязанцевой? – перебила я свою спасительницу.
– Мы с ней в соседях жили, –
осторожно сказала незнакомка, – зачем Надьку разыскиваете?
– Вы Олеся Капустина! – вспомнила я
рассказ медсестры Маргариты.
Зрачки шатенки расширились.
– Предположим. Сами-то вы кто?
– Евлампия Романова, – представилась
я, – меня хорошо знает Маргоша из «Виллы Белла».
Олеся окинула меня оценивающим взглядом.
– Вы из санатория?
– Хотела в Ларюхине домик купить, –
проигнорировала я ее вопрос, – Маргоша посоветовала к Рязанцевой
обратиться, та вроде собиралась на море податься.
От былой приветливости Олеси не осталось и
следа, а в голосе зазвучала враждебность.
– Богатому человеку будка в глуши без
надобности.
– Наверное, но у меня больших денег нет.
Капустина еще раз мысленно приценилась к моим
джинсам, футболке и балеткам.
– Одеты больно хорошо!
Я растопырила пальцы.
– Зато украшений нет, видите? Мне с
фигурой повезло, а на вешалке любой хлам неплохо смотрится.
Олеся не удержалась от смешка, я решила
укрепить свои позиции.
– Я служу домработницей у олигарха,
хозяин путевку в «Виллу Белла» мне на день рождения подарил.
Огонь классовой войны, жарко полыхавший во
взоре Капустиной, потух.
– А-а, – протянула она.
– Мечтаю о даче, – не умолкала
я, – огород, петрушка, укроп, клубника. Услышала про смерть Нади и решила
посмотреть на ее домик.
