– Неужели не узнали? – поразился
Максим. – Только что звучал голос вашей покойной матери, она ведь
представилась.
– Откуда это у вас? – прошептала
Соня, потом она неожиданно прижалась к Лиде: – Мне страшно, не хочу, не надо,
там все неправда! Пойдем отсюда скорей. Пусть со всем разбирается юрист. Мы
имеем право на адвоката.
– Сейчас мы не в комнате для
допросов, – ожила я, – беседуем без протокола. Кстати, у сотрудников
правоохранительных органов отчего-то существует твердая уверенность: если
задержанный сразу требует законника, значит, у него рыльце в пушку. Я бы
на вашем месте послушала. Неужели вам не интересны последние слова матери?
– Включайте, – твердо сказала
Лида, – мы ничего дурного не совершали, нам нечего бояться.
Я покосилась на мертвенно бледную Соню:
похоже, у старшей сестры другое мнение.
Денис включил диктофон, голос Нины Олеговны
заполнил комнату. В Средние века журналиста мигом сожгли бы на костре:
сумей он сохранить после кончины человека произнесенную им речь, его обвинили
бы в колдовстве. В начале девятнадцатого века Рутин мог бы прославиться
как великий медиум, доказавший возможность жизни после смерти, сейчас же это
просто магнитофон. Может, люди когда-нибудь и впрямь научатся беседовать с
покойными? Ох, боюсь, это открытие многим не понравится. В особенности
если мертвецы будут столь беспощадно откровенны, как Нина Олеговна, решившая по
непонятной пока причине исповедаться «Желтухе».
– Я знаю, что дочери хотят меня
убить, – говорила Нина Олеговна, – случайно выяснила их планы. Это
они задумали после того, как лишили жизни Константина Львовича.
Заявление Нины Олеговны было настолько
поразительным, что я громко ойкнула, но тут же взяла себя в руки и постаралась
не пропустить ни слова из ее исповеди.
Вначале, правда, я не узнала ничего нового.
Нина в подробностях рассказала о своей первой встрече с мужем; о том, как
дочь священника пошла против воли отца и убежала вместе с любимым; как
Константин, бросив любимое занятие пением ради того, чтобы обеспечить семью,
начал поднимать бизнес; о роковом (простите за глупый каламбур)
рок-концерте с западными исполнителями; о вновь вспыхнувшей у мужа любви к
музыке и о появлении на сцене певца Малыша. Все это я уже слышала один раз от
Нины, но сейчас вдова продолжила рассказ.
…В жизни почти каждого человека бывают периоды
кризиса – как правило, они случаются во второй половине жизни. Психологи
дают вполне логичное объяснение этому факту: до двадцати пяти лет мы слишком
молоды, заняты учебой, устройством на работу, созданием семьи. Потом
наваливаются бытовые заботы: рождаются дети, стареют родители, требуются деньги
на образование первых и лечение вторых, хочется иметь хорошую квартиру, машину,
дачу, есть желание сделать карьеру, некогда думать о философских вопросах. Но
на пороге пятидесятилетия программа материального благополучия, как правило,
бывает выполнена, появляется финансовая стабильность, дети вырастают. Рано или
поздно человек спрашивает себя:
– Зачем я явился на этот свет? Что
останется после меня? Правильно ли я живу?
Не случайно на этот возраст приходится пик
разводов и самоубийств, а кое-кто пытается начать жизнь заново, бросает
опостылевшую службу, семью и фактически превращается в подростка.
Константин Львович не один год вел двойную
жизнь, существуя в полярно разных ипостасях, банкира и рок-певеца, и в конце
концов устал. Пронькину стало понятно: надо сделать выбор. Константин ничего не
скрывал от жены, поэтому Нина оказалась в курсе метаний мужа и один раз сказала
ему:
– Второй жизни нам никто не предоставит,
вижу, ты мечтаешь петь на сцене. У тебя уже есть имя, свой круг
поклонников. Бросай банк, уходи в музыку. Ты можешь заинтересовать прессу,
станешь обсуждаемым всеми изданиями персонажем. Я не знаю ни одного
финансиста, который совершил бы подобный вираж: из банкиров в рокеры.
Но Константин Львович не обрадовался этому
предложению.
– У нас дети, – напомнил он
жене, – Софья и Лидия – замечательные дочери, мы требовали от них
безупречности, хотели, чтобы девочки избежали родительских ошибок, имели чистую
биографию, отличное образование. Своим поступком я могу разрушить их судьбу.
Журналисты излишне активны, певец Малыш широко известен в узких кругах. Да, на
гонорары от концертов мы можем спокойно жить. В Интернете найдется
огромное количество групп и отдельных певцов, ведущих концертную деятельность.
Никто их не пиарит, по телевидению не показывает, на радио не ротирует, но тем
не менее у всех есть свой слушатель. А теперь представь, что сделает
пресса, когда выяснится: Константин Пронькин и Малыш – это один и тот же
человек. Круче только обнаружить, что балерина Волочкова подрабатывает по ночам
в шахте. Журналюги разберут нашу жизнь по молекулам. Нам это надо?
– Нет, – решительно ответила Нина.
– То-то и оно, – кивнул муж, –
Малыш получит всероссийский пиар, но банк моментально начнет тонуть. И я
сомневаюсь, что Никита Краснопольский придет в восторг и разрешит Вадиму
остаться в нашей семье. А Семен Гарин? Ему нужен тесть, бряцающий на гитаре?
Я мечтаю отдать всего себя музыке, но не хочу, чтобы за мою прихоть
заплатили дети. Помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда привезли из роддома
крошечную Соню?
– Да, – кивнула Нина, – у кроватки
новорожденной мы поклялись, что девочка никогда не совершит родительских
ошибок, не попадет под влияние дурных людей, вырастет идеальной, пойдет по
жизни с высоко поднятой головой.
– Думаю, больше обсуждать нечего, –
вздохнул муж.
– Это несправедливо, – подскочила
Нина, – я обожаю девочек и всегда ставила их желания впереди своих, но они
уже взрослые, получили отличную стартовую площадку, ты не должен из-за них
жертвовать своей мечтой!
Константин обнял жену.
– Дорогая, дочери не просили нас их
рожать. Мы сами приняли решение обзавестись потомством и несем за него
ответственность. Не переживай, если очень чего-то хотеть, господь рано или
поздно услышит твою просьбу и предоставит шанс.
– Хорошо бы, – прошептала
Нина, – я могу быть счастлива лишь тогда, когда доволен ты.
