— Так хорошо? — спросил он; его губы были у самого ее уха.
Мелоди не могла ответить: ее нервы были натянуты как струны. Зик повернул ее, и его длинные пальцы погрузились в белую пену у нее на груди, ласкали, возбуждали, и она почувствовала, как соски отвечают на нежные мужские прикосновения. А Зик, ощутив ее реакцию, взял груди женщины в ладони и большими пальцами стал чертить круги вокруг сосков, так что Мелоди пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не застонать от наслаждения. Он превосходно умел это делать!
— Как сладко! — пробормотал Зик. Его губы касались век Мелоди, ее носа, ее губ. — Тебе теплее?
Мелоди, не в состоянии говорить, только кивнула. Воспоминания вновь захлестнули ее. Они вместе в ванной — как когда-то. Драгоценные, незабываемые моменты. Смех, радость, любовь…
Зик, глядя Мелоди в глаза, гладил ее живот, спину, поясницу. Он неизбежно должен был нащупать шрамы на талии, но его пальцы проскользнули, не останавливаясь, дальше, к ляжкам, потом коснулись золотистых волос паха. И все это время он не отрываясь смотрел Мелоди в глаза.
Она стала понемногу расслабляться. Теплая вода и ласки мужа победили страх.
Мелоди взяла флакон с гелем для душа.
— Теперь моя очередь.
— Всегда пожалуйста, — откликнулся Зик. Его дыхание прерывалось от страсти, тело демонстрировало, как сильно он ее хочет.
Мелоди стала покрывать мыльной пеной его широкую грудь, не спеша, наслаждаясь ощущением его мышц под своими ладонями. Потом ее руки скользнули вниз, к животу, и мускулы Зика напряглись. Ее руки опустились еще ниже, и он охнул:
— Дьявол, Ди!
И притянул ее к себе.
— Я еще не закончила, — пролепетала Мелоди. Она хотела Зика так же сильно, как он ее, и так же, как он, не желала ждать.
— Радость моя, я ценю свое умение все держать под контролем, но и у него есть предел.
Зик выключил воду. Потом взял два полотенца, обернул одним Мелоди, другим себя и вышел вместе с ней из душевой кабины. Их тела были еще влажными, волосы — мокрыми, но все это были мелочи по сравнению с их желанием.
Его руки судорожно ласкали Мелоди, словно не могли насытиться, губы целовали пульсирующую жилку на ее шее, округлую грудь, нежную кожу живота. И когда он вошел в нее, их тела слились и двигались в едином ритме, пока наслаждение не забросило их куда-то в иной мир, мир сияния и восторга.
— Я люблю тебя. — Зик подвинулся, освобождая Мелоди от тяжести своего тела, но продолжая держать ее в объятиях, и накрыл одеялом их обоих.
— Я тоже люблю тебя. — Она говорила от чистого сердца, но ее голос прозвучал сдавленно, ибо Мелоди сознавала, что должна его потерять. — Я очень сильно тебя люблю. Всегда помни это.
Зик быстро заснул, а она, несмотря на крайнюю усталость, не смогла даже задремать. Мелоди лежала в его объятиях, греясь у его тела, но мысли не давали ей покоя. Они дважды были близки, а Зик так и не заметил, что грузовик сделал с ее телом, которое он обожал. Наступило время расставания, и Мелоди, ужасаясь, тем не менее испытывала какое-то горькое облегчение.
Она вздрогнула, и Зик, не просыпаясь, крепче обнял ее. Через минуту Мелоди осторожно высвободилась и встала. В спальне было тепло, ее волосы почти высохли, но она опять задрожала.
Мелоди подобрала свои вещи, тихонько выбралась из спальни Зика и пошла в свою. Там она надела теплые брюки и теплый длинный, почти до колен, свитер, расчесала волосы и стянула их на затылке в конский хвост. Потом приблизилась к окну и выглянула на улицу.
Было пять часов утра. Рождество. Через пару часов дети начнут просыпаться и разворачивать подарки. Дома и квартиры наполнятся веселым шумом, семьи начнут собираться на рождественский обед. Матери, раскрасневшиеся от жара кухонных плит, будут призывать своих потомков не шалить слишком сильно, отцы — исполнять роль хозяев, развлекать гостей, подносить им рождественский стаканчик, дедушки и бабушки приедут на такси и привезут внукам новые подарки.
Это будет день трудов и веселья, обильной еды и питья, наивных игр и сидения у телевизора. Это было нормально, только Мелоди в детстве никогда не испытывала всего этого. Рождественским утром она находила над своей кроватью маленький чулок с апельсином, мелкой монеткой или небольшой игрушкой. На обед они ели индейку. Вдвоем. Бабушка получала рождественские открытки, но Мелоди не могла вспомнить ни одного отправителя. Да, еще они украшали рождественскую елку. Когда бабушки не стало и друзья стали приглашать Мелоди к себе на Рождество, ее поразили веселье, радость, удовольствие, которые все получали от праздника. Для девушки это стало откровением.
«Почему я сейчас думаю об этом?» — спрашивала она себя, глядя в окно на покрытые снегом крыши, такие белые на фоне темного неба. Прошлое осталось в прошлом. Зачем в нем копаться? Бабушка делала для нее все, что могла. Мелоди никогда не сомневалась в том, что бабушка по-своему любит ее. Ей еще повезло по сравнению с некоторыми. Зиком, например.
В глубине души Мелоди понимала, что Зик — ее шанс отведать все то, что для других было нормальным, потому что у них были нормальные семьи. Она втайне надеялась, что они смогут создать свой собственный мир, место, где их дети получат все, чего они сами были лишены. Надеялась, но никогда не была уверена.
И никогда не верила, что достаточно хороша для Зика. Подсознательно Мелоди постоянно ждала, что мыльный пузырь ее счастья лопнет. Она стремилась к недостижимому совершенству и, хотя Зик женился на ней и любил ее, всегда считала, что ему нужна не она.
Возможно, если бы Мелоди знала отца и мать (мать, по крайней мере), все было бы по-другому. Она чувствовала, что от нее многое утаивают, но бабушке воспоминания приносили такую муку, что расспрашивать ее было жестоко. И Мелоди росла, постоянно размышляя о людях, которые дали ей жизнь, и не находя ответа на свои вопросы.
Мелоди закрыла глаза, обхватила себя за талию и медленно покачала головой. Все это не имеет отношения к тому, что ей предстоит сделать. Ей двадцать семь лет, она взрослая женщина, и надо двигаться дальше. Оставить Зика, уехать далеко-далеко, найти работу и самой строить свою жизнь. Передумать нельзя. Мелоди открыла глаза и стала ходить взад-вперед по комнате. Если она передумает, что с ней будет? Неизвестно. Зато она знала, на что идет, и находила в этом некое утешение. Она выживет.
Молодая женщина остановилась. Ей казалось, что стены комнаты давят на нее. Она ненавидела тесные помещения. Необходимо выйти на улицу. Только там она сможет думать.
Мелоди достала из так и не распакованного чемодана теплые носки, прошла в гостиную, взяла пальто, шапку и шарф, надела сапоги, еще влажные после ночного приключения.
Потом она положила ключ от чемодана в сумочку, открыла дверь и прошла к лифту. Когда дверцы лифта открылись внизу, у нее замерло сердце: она боялась, что швейцар и портье станут задавать вопросы. Но ей повезло: Майкл куда-то ушел, девушка разговаривала по телефону. Мелоди тихонько миновала вестибюль и вышла на улицу.
