А раз страшно, то и не думай! — весело приказала себе Сьюзен. Она сама поразилась тому, с какой легкостью включилась в новую для нее игру, и принялась самозабвенно шлепать по тягучей грязи, нимало не заботясь о белизне своей одежды.
Сьюзен было легко и просто. Она больше не сопротивлялась — она капитулировала под натиском Филипа и его тяги к безудержному веселью. Наверное, он прав — нельзя всю жизнь прожить по заранее составленному графику. Все то, что Сьюзен Уэллс старательно загоняла на самое дно своей души все эти годы, неожиданно выплыло на поверхность. Как приятно быть наконец самой собой — обычной женщиной, обычным человеком, не чуждым радостей жизни и удовольствий. Как приятно перестать играть роль учительницы-всезнайки, роль строгого, но справедливого опекуна мальчика-сироты. Настало время выйти из кокона. Сьюзен подумала, что процесс превращения основательной, медлительной гусеницы в легкую радостную бабочку начался тогда, когда она медленно, словно нехотя отъезжала на машине от Филипа, Эмери и собаки по пыльной дороге, ведущей в глубь пустоши. А может, позже, когда она смотрела на падающие звезды и каждый раз загадывала одно желание: чтобы у малыша Эмери была настоящая семья, и он был бы счастлив? Или, наоборот, гораздо раньше, когда Сьюзен надела смелое черное платье, а потом, повинуясь внезапному импульсу, угнала машину Филипа?
Так или иначе, поняла Сьюзен, Филип победил. Да, она готова была признать это: Филип прав. В жизни много горя и испытаний — но много и радости. Нельзя жить воспоминаниями о боли, нельзя жить в постоянном ожидании новой боли. Нужно радоваться каждому прожитому дню, нужно запасаться радостью и в трудные времена выживать воспоминаниями о счастливых днях.
Долой шпильки из пучка!
12
Сьюзен зачерпнула пригоршню грязи и, засмеявшись, швырнула ее в Филипа. Он не сразу осознал происходящее — так удивило его поведение Сьюзен. Какое-то время он просто стоял и смотрел, как по его рубашке расплывается серо-бурое пятно, потом поднял глаза на Сьюзен. Она в ответ показала Филипу язык. Очнувшись, он бросился на Сьюзен словно тигр, последним решительным прыжком нагоняющий свою жертву.
Она попыталась развернуться и убежать, но грязь, сомкнувшаяся вокруг ее ног, не желала отпускать ее. Сьюзен штопором завернулась вокруг своей оси и упала. Хохоча, она перевернулась на спину и швырнула в Филипа, приземлившегося в полуметре от нее, новый ком грязи. Малыш Эмери во все глаза наблюдал за их возней и издавал восторженные вопли.
Сьюзен подумала, что, наверное, это лучшее, что она может дать своему племяннику. Игра. Не наставления, не уроки, не воспитательные меры — просто игра. Дети должны играть, смеяться, целовать собак, бегать босиком по грязи, ведь, когда они станут взрослыми, у них, возможно, не будет на это времени.
С трудом высвободив свое тело из грязевого плена, Сьюзен встала — сначала на четвереньки, потом в полный рост и с видом победителя посмотрела на копошащегося у его ног Филипа. Когда тот наконец поднялся и двинулся к ней, постаравшись придать своему лицу самое свирепое выражение, Сьюзен слегка наклонилась вперед, согнула ноги в коленях, свесила руки свободно вдоль тела и принялась, покачиваясь, переступать с ноги на ногу. Филип с неподдельным интересом наблюдал за ее странными телодвижениями.
— Позвольте узнать, Сьюзен, что это вы такое делаете?
— Это борцовская стойка! — оскорбилась Сьюзен, имевшая о вольной борьбе самое приблизительное представление. — Я по телевизору как-то раз видела.
Филип запрокинул голову и оглушительно, в полный голос, расхохотался. Его зубы ослепительно сверкнули на солнце. Не отводя от Сьюзен смеющихся глаз, он медленно двинулся к ней, с шутливой угрозой вытянув вперед руки. Сьюзен с нарочитым спокойствием подождала, пока Филип подойдет поближе, потом подобралась, словно дикая кошка перед прыжком, и внезапно ринулась на него с победным воплем. Она успела заметить искреннее удивление на лице не ожидавшего подвоха Филипа, прежде чем он начал падать. Сьюзен, хохоча, рухнула сверху.
Прежняя Сьюзен, вероятно, нашла бы подобное положение недопустимым и даже неприличным, но сейчас она лишь звонко рассмеялась, пытаясь оторваться от Филипа, к которому буквально прилипла из-за вязкой густой грязи, покрывшей их одежду.
— Жителям Хэвена следовало бы брать деньги за этот аттракцион, — с трудом выговорила она, тяжело дыша, и улыбнулась.
Сьюзен вновь попыталась отлепиться от лежащего под ней Филипа, но ей это опять не удалось, да она и не была уверена, что хочет этого. Филип думал, вероятно, о том же, потому что обнял Сьюзен за талию, крепче прижимая ее к себе. Эмери радостно кричал на берегу.
Почувствовав руки Филипа на своем теле, Сьюзен затаила дыхание. Его темные, цвета растопленного шоколада глаза были так близко, что Сьюзен боялась обжечься и утонуть в них. Грудью она чувствовала его тяжелое дыхание. Ей показалось, что ее сердце сейчас перестанет биться от счастья, свалившегося на нее так внезапно. Она почувствовала, что окончательно теряет голову и вот-вот сделает то, чего никогда не сделала бы прежняя Сьюзен — поцелует Филипа, поцелует сама. Сьюзен бы так и сделала, если бы не Эмери. Громко завопив, малыш заплюхал по грязи, сопровождаемый верным Сократом, и принялся стаскивать Сьюзен с Филипа, хватая ее за ноги и то и дело шлепаясь в грязь. Поняв, что у него ничего не получается, Эмери принялся обстреливать тетушку грязевыми бомбами и радостно визжал, попадая в цель. Теперь Сьюзен была с головы до ног в грязи — не избежали этой участи и волосы, и лицо.
Филипу удалось наконец кое-как выбраться из-под Сьюзен. Он сел, потряс головой — в разные стороны полетели ошметки грязи, — потом с трудом поднялся и подал руку Сьюзен. Та с благодарностью приняла ее и попыталась было встать на ноги, когда на нее наскочил Эмери. Теперь в грязь повалились все трое. Они лежали и хохотали, а вокруг них прыгал Сократ, бешено лая.
Как он счастлив сейчас! — растроганно подумала Сьюзен, с нежностью глядя на племянника. Никогда еще Эмери не было так весело. Я даже не предполагала, как мало нужно ребенку для счастья — играть с ним, просто играть ради того, чтобы было весело! Конечно, и раньше я уделяла малышу много времени, играла с ним — но это были игры «развивающие», игры в воспитательных целях, о которых я прочла в своих книжках по педагогике. Я совершенно не подумала о том, что это не просто маленький ребенок, а мальчик — живой подвижный мальчишка, которому хочется поиграть с собакой, пошлепать по лужам, побегать по траве. А во что я играла с Эмери? Устраивала игрушечное чаепитие для плюшевых медвежат! Купила ему игрушечное пианино и мучила его разучиванием гамм! Читала ему назидательные книжки для маленьких зануд! Боже, с ужасом подумала Сьюзен, я едва не отняла у ребенка детство! Хорошо, что в нашей с Эмери жизни появился Филип, теперь все будет по-другому.
Филип вновь поднялся первым и, подхватив под мышки хохочущего мальчика, посадил его к себе на плечи. Ребенок был измазан грязью с головы до пят, но Сьюзен это больше не волновало. Черт с ней, с новой одеждой, черт с ними, с микробами, — ведь сейчас Эмери наверху блаженства, а это главное.
