Вольтц не был дураком, он просто ошибся, полагая, что
сильнее дона Корлеоне. Ему намекнули, что он заблуждается. Несмотря на
богатство, связи с президентом и дружбу с главой ФБР, какой-то итальяшка —
импортер оливкового масла может приказать, чтобы его, Вольтца, убили. И он
сделает это. За то, что не дал Джонни Фонтена роль в фильме. Невероятно. Не
имеют права люди так действовать. Это сумасшествие, это значит, что ты не
можешь распоряжаться своими деньгами, быть хозяином в своей фирме. Это в сто раз
хуже коммунизма. Надо все это разрушить. Этого нельзя допустить.
Вольтц позволил врачу накормить себя слабым снотворным.
Когда пришло успокоение, он начал мыслить более трезво. Больше всего его
потрясло то безразличие, с которым этот человек, дон Корлеоне, приказал
уничтожить коня с мировым именем, стоимостью шестьсот тысяч долларов! И это
только начало. Вольтца охватил страх. Он думал о своей жизни. Он богат. Ему
доступны самые красивые женщины в мире. Его принимают короли и королевы. Он
живет полной жизнью и обладает всем, что могут дать деньги и власть. Надо быть
сумасшедшим, чтобы ради каприза жертвовать всем этим. Что он может поделать с
Корлеоне? Он дико засмеялся, а врач с беспокойством посмотрел на него. Еще одна
интересная мысль пришла ему в голову. Ведь он превратился в посмешище, и на
улицах на него станут показывать пальцами. Это заставило его как можно скорее
отдать необходимые распоряжения. Слуги и врач поклялись, что будут молчать. В
газетах поместили сообщение, что скаковая лошадь Хартум умерла, заразившись во
время переправки ее из Англии. Ее останки были погребены в тайном месте на
территории усадьбы. Спустя шесть часов, Джонни Фонтена позвали к телефону:
режиссер фильма просил его прийти на работу в следующий понедельник.
В тот же вечер Хаген отправился к дону Корлеоне для
подготовки важной встречи с Виргилием Солоццо. Дон позвал старшего сына, и
Сонни Корлеоне, с удлинившимся от усталости тяжелым лицом купидона, стоял у
окна и прихлебывая, пил воду из стакана. «Он наверняка продолжает развлекаться
с Люси», — подумал Хаген. Еще одна забота.
Дон Корлеоне сидел в кресле и пыхтел сигарой «ди нобили». У
Хагена всегда была припасена пачка таких сигар. Он пытался убедить дона перейти
на гаванские сигары, но тот утверждал, что они вызывают у него боль в горле.
— Нам известно все, что мы должны знать? — спросил
дон.
Хаген раскрыл папку.
— Солоццо придет к нам за помощью, — сказал
он. — Он попросит защиты от закона и минимум миллион долларов. В виде
компенсации мы получим часть доходов, но никто не знает, какую именно. К
Солоццо перешло семейство Татаглия, и они, возможно, тоже получат долю. Речь
идет о наркотиках. У Солоццо имеются связи в Турции, где выращивают мак. Сырье
он переправляет в Сицилию. С этим нет проблем. В Сицилии у него имеется завод
по изготовлению героина, а в случае необходимости он может вместо героина
изготовлять морфий. Завод в Сицилии защищен со всех точек зрения. Трудность
заключается в переправке товара в Штаты и его распространение. Еще существуют
проблемы с основным капиталом. Миллион долларов на дереве не растет.
Дон Корлеоне нахмурился. Когда речь шла о делах, он не любил
напыщенности. Хаген продолжал:
— Они зовут Солоццо Турком. На то имеются две причины.
Он прожил долгое время в Турции, и говорят, что у него там жена и дети.
Во-вторых, говорят, что он очень ловок в обращении с ножом. Солоццо очень
способный человек и сам себе господин. Дважды сидел в тюрьме: в Италии и в
Соединенных Штатах, и известен полиции, как торговец наркотиками. Это нам на
руку: его прошлое и тот факт, что он стоит во главе дела, никогда не позволят
ему дать показания против нас. Сейчас он женат на американке и имеет от нее
троих детей. Он прекрасный семьянин и сумеет спокойно вынести любое наказание,
если будет уверен в том, что о его семье позаботятся.
Дон затянулся сигарой и спросил:
— А что ты скажешь, Сантино?
Хаген знал, что скажет Сонни. Сонни не терпелось принять
участие в крупной операции, и это было подходящим случаем.
Сонни отхлебнул виски:
— В этом белом порошке масса денег, — сказал
он. — Но это и опасно. Кто-то может загреметь в тюрьму лет на двадцать. Я
бы предложил участвовать только в защите их от закона, но не принимать
непосредственного участия в операциях, и тогда это будет великолепной идеей.
Хаген с удовольствием посмотрел на Сонни.
— А ты, Том, что ты думаешь по этому поводу?
Том говорил искренне. Он уже понял, что дон откажет Солоццо
и был убежден, что один из тех редких случаев, когда дон не продумал дело до
конца.
— Говори, Том, — подбадривал Хагена дон. —
Даже советник-сицилиец не всегда соглашается с боссом.
Все засмеялись.
— Я считаю, что ты должен сказать «да», — сказал
Хаген. — Тебе известны только факты, лежащие на поверхности. Но важнейший
из фактов заключается в том, что в наркотиках кроется более крупный денежный
потенциал, чем в любом другом деле. Если мы не войдем в дело, войдут другие,
возможно, — семейство Татаглия. Огромные доходы помогут им накопить
большие силы, и их «семейство» станет сильнее нашего. В конце концов нас станут
преследовать и отнимут все, чем мы сегодня обладаем. Чего бы они не делали, мы
не должны от них отставать. Становясь сильнее, он превращаются для нас в
реальную опасность. Сейчас в наших руках азартные игры и профсоюзы, и на
сегодняшний день это лучшее капиталовложение; но завтра принадлежит наркотикам.
Я думаю, что мы либо принимаем участие в этой операции, либо подвергаем
опасности все, что у нас есть. И мы почувствуем это, если не сегодня, то через
десять лет.
Казалось, что речь Хагена произвела глубокое впечатление на
дона. Он вынул сигару изо рта и промямлил:
— Это, разумеется, самое главное. — Он вздохнул и
встал. — В котором часу я должен встретиться с этим безбожником?
Хаген ответил с надеждой в голосе:
— Завтра в десять утра.
Быть может, дон все же согласится?
— Я хочу, чтобы вы оба присутствовали на
встрече, — сказал дон.
Он встал, потянулся и похлопал сына по плечу:
— Поди поспи немного, Сонни. Ты плохо выглядишь. Береги
себя, не всегда будешь молод.
Сонни, которого отеческая забота дона вывела из глубокого
забытья, задал вопрос, все время вертевшийся на языке у Хагена:
— Ну так что же, отец, каким будет твой ответ?
Дон Корлеоне улыбнулся:
— Пока я не слышал, какие проценты они предлагают и
каковы их остальные условия, я ничего не могу сказать. Кроме того, я хочу
продумать данный мне здесь сегодня совет. Вы знаете, я не из тех, кто делает
дела на скорую руку.
