В толпе гостей еще один человек не отрывал взгляда от
кошелька. Это был молодой человек с гладкой беличьей головкой. Просто в угоду
привычке Пауло Гатто размышлял, как он мог бы схватить этот жирный кошелек.
Мысль забавляла его, но он знал, что это безнадежное дело, пустые мечтания,
детский сон, подобный тем, в которых танк подбивают пистолетом, заряженный
горохом. Он посмотрел на своего босса, Петера Клеменца, тучного пожилого
господина, который кружил молодых девушек в вихре деревенской тарантеллы.
Громадный Клеменца танцевал с несомненным изяществом, и гости с удовольствием
рукоплескали ему. Женщины наперебой тянули его за рукав, предлагая себя в
качестве следующей партнерши. Молодые парни сошли со сцены и теперь хлопали в
ладоши, стараясь угнаться за бешеным ритмом мандолины. Когда Клеменца плюхнулся,
наконец, в кресло, Пауло Гатто поднес ему стакан холодного, как лед, черного
вина и вытер ему лоб своим шелковым платком. Клеменца хлебал вино и дышал,
словно кит. Но вместо того, чтобы поблагодарить Пауло, он коротко произнес:
— Нечего глазеть на танцы, делай свое дело. Пройдись по
кварталу и посмотри, все ли в порядке.
Пауло смешался с толпой. Оркестр ушел на перерыв. Молодой
человек по имени Нино Валенти поднял мандолину, поставил левую ногу на стул и
запел неприличную песенку о любви. Красивое лицо Нино Валенти распухло от
беспробудного пьянства. Он закатывал глаза, и язык его произносил одно
ругательство за другим. Женщины визжали от восторга, а мужчины выкрикивали
последние слова каждого припева вместе с певцом.
Жена дона Корлеоне визжала вместе со всеми, но сам он был
слишком скромен, чтобы выслушивать непристойности и потому скрылся в доме.
Заметив исчезновение отца, Сонни проложил себе дорогу к столику невесты и
уселся рядом с Люси Манчини. Теперь они были в безопасности. Его жена делала
последние приготовления перед подачей на стол свадебного торта. Сонни прошептал
несколько слов на ухо молодой женщине, и она встала. Подождав несколько минут,
Сонни пошел за ней следом, останавливаясь для короткой беседы то с одним, то с
другим гостем.
Десятки глаз провожали их. Подружка невесты, которая за три
года учебы в колледже успела основательно американизироваться, была зрелой
девицей, «с именем». Во время репетиций она флиртовала с Сонни Корлеоне,
полагая, что действует в допустимых рамках: ведь они как бы напарники на
свадьбе. Теперь Люси Манчини подобрала свою розовую юбку, с наигранно веселой
улыбкой вошла в дом, легко взбежала по лестнице, вошла в ванную и задержалась
там несколько минут. Выйдя, она заметила на верхней площадке Сонни, который
знаками предлагал ей подняться.
Томас Хаген наблюдал за весельем, стоя у закрытого окна
кабинета дона Корлеоне. Стены кабинета были уставлены книгами по юриспруденции.
Хаген был адвокатом и исполняющим обязанности консильори (советника) и в
качестве такового владел важнейшей должностью в семейном деле. Здесь, в этом
кабинете, они с доном решили немало сложных проблем и теперь, видя, что
крестный отец покидает гостей и входит в дом, он понял: свадьба — не свадьба,
сегодня будет работенка. Потом Хаген заметил, как Сонни Корлеоне прошептал
что-то на ухо Люси Манчини и всю комедию, разыгравшуюся после этого. Хаген
состроил гримасу, пораскинул мозгами, стоит ли докладывать об этом дону и
решил, что не стоит. Он подошел к столу и взял в руки список людей, которым
разрешили встретиться с доном Корлеоне. Когда дон вошел в комнату, Хаген подал
ему список. Дон Корлеоне покачал головой и сказал:
— Оставь Бонасера напоследок.
Хаген воспользовался черным ходом, чтобы войти в сад, где
возле бочки с вином столпились просители. Он показал пальцем на пекаря,
толстяка Назорине.
Дон Корлеоне встретил пекаря с распростертыми объятиями.
Ведь это был его друг по детским играм в Италии, они вместе росли и
воспитывались. На каждую Пасху дон Корлеоне получает свежеиспеченные пироги. Их
желтовато-золотистая корка напоминает яичный желток и величиной они с колесо
автомобиля. На Рождество и дни рождения каждого из членов семьи Корлеоне свежие
изделия из пекарни Назорине напоминают о глубине уважения Назорине к дону. И
все эти годы, сытые и голодные, Назорине с удовольствием платил налоги союзу
пекарей, организованному доном. Никогда не просил он об одолжении и только
однажды воспользовался предоставленной ему доном Корлеоне возможностью купить
на черном рынке правительственные карточки на сахар. Теперь пекарь пришел в дом
дона на правах преданного друга, и дон Корлеоне с удовольствием ждал
возможности исполнить любую его просьбу.
Он угостил пекаря сигарой «ди нобили», стаканом желтой водки
и положил руку на его плечо, как бы призывая Назорине посмелее изложить свою
просьбу. По своему собственному горькому опыту он знал, сколько смелости
требуется, чтобы попросить кого-либо об одолжении.
Пекарь рассказал о своей дочери и Энцо. Красивый и хороший
парень из Сицилии был взят в плен американской армией и в качестве
военнопленного послан в Соединенные Штаты. Энцо и его дочь Катерина полюбили
друг друга, но война кончилась, и бедного парня собираются вернуть в Италию.
Разбитое горем сердце Катерины не выдержит. Только крестный отец Корлеоне в
силах помочь несчастным влюбленным. Это их последняя надежда.
Дон прошелся с Назорине по кабинету, не снимая руки с его
плеча и покачивая в знак согласия головой. Когда пекарь кончил, дон Корлеоне
улыбнулся и сказал:
— Дорогой друг, можешь спать спокойно.
Надо обратиться с петицией к местному конгрессмену. Тот
предложит новый закон, который позволит Энцо стать гражданином США. Такой закон
наверняка будет принят конгрессом. Эти сволочи приберегли для себя подобное
право. Дон Корлеоне объяснил, что это дело будет стоить денег и что принятая
сегодня цена — две тысячи долларов. Он, дон Корлеоне, гарантирует принятие
закона и готов взять деньги. Его друг согласен?
Пекарь энергично закивал головой в знак согласия. Он и не
ожидал, что подобное одолжение будет оказано ему бесплатно. Это понятно. Новый
закон не может стоить дешево. Назорине так расчувствовался, что едва не
заплакал. Дон Корлеоне проводил его к двери и обещал, что в пекарню будут
посланы авторитетные люди, которые выяснят все детали и запасутся необходимыми
документами.
Хаген улыбнулся:
— Это неплохое капиталовложение для Назорине. Зять и
дешевый помощник в пекарне, и все — за две тысячи долларов!
После короткой паузы он спросил:
— Кому я поручаю эту работу?
Дон Корлеоне в раздумье сморщил лоб.
— Только не нашему итальянцу. Поручи это еврею из
соседнего штата. Кроме того, мы должны мобилизовать кое-каких людей в
Вашингтоне, и это поможет нам оставить цену прежней.
Хаген записал в своей книжке: «Не Лутако. Попробовать
Фишера.»
Следующий случай был очень простым. Хаген ввел в кабинет
человека по имени Антони Копола, с отцом которого дон в молодости работал на
железнодорожной станции. Копола собирался открыть пиццерию, и для этого ему
нужны были пятьсот долларов. По причинам, которые здесь не обсуждались, ссуду
он получить нигде не мог. Дон сунул руку в карман и вытащил груду скомканных
купюр. Этого оказалось недостаточно. Он сделал кислую мину и попросил Хагена:
