Майкл встал и направился к уборной. Войдя в кабину, он
отправил свои надобности, а потом протянул руку за эмалированный бочок и стал
шарить там, пока рука не наткнулась на приклеенный лентой пистолет. Он сунул
пистолет за пояс и застегнул пиджак. Потом помыл руки и смочил волосы.
Солоццо сидел лицом к уборной. Его темные глазки горели
сицилийским огнем. Майкл попытался улыбнуться.
— Теперь я могу говорить, — сказал он со вздохом
облегчения.
Капитан Мак-Клуски был всецело поглощен телятиной и
спагетти. Человек, который сидел возле стены, был теперь намного спокойнее.
Майкл уселся за столиком. Он помнил указание Клеменца:
придти из туалета и сразу стрелять. Но то ли интуиция, то ли просто страх
подсказали Майклу не делать этого. Он чувствовал, что сделай он одно быстрое
движение, его тут же пристрелят. Ноги дрожали от страха, и сидя, он чувствовал
себя намного спокойнее.
Солоццо наклонился в его сторону. Майкл осторожно отстегнул
под столом нижние пуговицы пиджака и внимательно прислушивался к каждому
шороху. Он не был в состоянии уловить ни единого слова, произносимого этим
человеком. Для него это было пустой болтовней. Мозг наполнился стучащей в виски
кровью. Правая рука протянулась под столом к пистолету и вытащила его из-за
пояса. В этот момент подошел за очередным заказом официант, и Солоццо
повернулся к нему. Быстрым движением левой руки Майкл оттолкнул от себя столик,
а правую, с пистолетом, приставил почти вплотную к голове Солоццо. Тот
удивительно быстро среагировал, и начал было уклоняться. Но Майкл, который был
намного моложе и реакция которого была намного быстрее, нажал на курок. Пуля
вошла между глазом и ухом и вырвала комок мозга, крови и костей, который
шлепнулся на фрак официанта. Инстинкт подсказал Майклу, что одной пули
достаточно. Солоццо повернул голову, и он увидел, как меркнет, а потом и совсем
гаснет свет жизни в глазах этого человека.
Через секунду пистолет был направлен на Мак-Клуски. Офицер
полиции взирал на Солоццо со спокойным удивлением, будто это не имело к нему
самому никакого отношения. Потом он вдруг почуял угрожающую ему опасность.
Вилка с огромным куском телятины застыла в воздухе, и он повернулся к Майклу.
Его лицо и глаза выражали столь неподдельный ужас, что Майкл улыбнулся, нажимая
на курок. Выстрел оказался неудачным. Пуля пробила бычий затылок Мак-Клуски, и
тот начал задыхаться, словно поперхнулся телятиной. Выдыхаемый с хрипом воздух
был полон крови. Не теряя хладнокровия, Майкл выстрелил еще раз.
Воздух будто наполнился розовым туманом. Майкл повернулся к
человеку, который сидел возле стены. Тот не сделал никакого движения. Казалось,
он был парализован. Теперь Майкл осторожно вытащил руки из-под стола и
повернулся. Официант в ужасе бежал к кухне, с недоверием поглядывая время от времени
на Майкла. Солоццо сидел в кресле, положив голову на стол. Труп жирного
Мак-Клуски растянулся на полу. Пистолет выскользнул из рук Майкла и беззвучно
шлепнулся на труп. Ни официант, ни человек у стены не обратили внимание на то,
что он выбросил пистолет. Майкл сделал несколько шагов по направлению к
открытой двери. Машина Солоццо стояла возле тротуара, но шофера в ней не было
видно. Майкл свернул налево и зашел за угол. Включились фары стоявшей
неподалеку машины, и она подкатила к нему. Майкл вскочил в нее на ходу, и она с
ревом помчалась дальше. За рулем с неподвижным лицом сидел Тессио.
— Проделал работу над Солоццо? — спросил Тессио.
Майкл удивился. «Проделать работу» означало переспать с
женщиной. Странно, что Тессио воспользовался этим выражением.
— Над обоими, — ответил Майкл.
— Уверен? — спросил Тессио.
— Я видел их мозги.
В машине была запасная одежда для Майкла. Через двадцать
минут он уже находился на борту итальянского торгового судна, которое держало
курс на Сицилию. Через два часа судно отплыло, и из своей каюты Майкл видел
огни Нью-Йорк-Сити, напоминающие костры ада. Он чувствовал огромное облегчение.
Подобное чувство он уже однажды испытал… Бой за остров продолжался, но его
легко раненного вели в госпиталь. И он испытывал тогда облегчение, подобное
теперешнему. Пусть все черти ада выскочат теперь наружу, его здесь не будет.
Через день после убийства Солоццо и капитана Мак-Клуски по
всем участкам нью-йоркской полиции был разослан приказ: не будет отныне ни
азартных игр, ни проституции; никаких сделок с мафией, пока не будет схвачен
убийца капитана Мак-Клуски. По всему городу были проведены облавы.
Позднее, к семейству Корлеоне с вопросом, не согласится ли
оно выдать убийцу обратился представитель остальных семейств города. В ответ
ему было сказано, что семейство Корлеоне к делу отношения не имеет. В ту же
ночь взорвалась граната на аллее Корлеоне в Лонг-Биче: ее бросили из
автомобиля, который приблизился к перекрытому цепью участку дороги, а потом на
всей скорости удалился. В ту же ночь в маленьком итальянском ресторанчике в
Гринвич-Виллэдж были убиты два «гарпуна» семейства Корлеоне. Война пяти
семейств 1946 года началась.
Часть вторая
12
Небрежным движением руки Джонни Фонтена избавился от
присутствия слуги.
— До свидания, билли.
Чернокожий слуга поклонился и вышел из огромной гостиной.
Это был, скорее, дружеский поклон, чем поклон слуги, да и он требовался лишь
для соблюдения приличия: у Джонни Фонтена были гости.
Джонни решил провести этот вечер с Шарон Мур, девушкой из
Гринвич Виллэдж в Нью-Йорке, приехавшей в Голливуд, чтобы попробоваться в
фильме знаменитого, но уже старого сатира. Случайно она оказалась возле
съемочной площадки, где снимался фильм Вольтца с участием Джонни. Девушка
показалась ему свеженькой, очаровательной и умелой, и он решил пригласить ее в
ту же ночь к себе на ужин. Она, разумеется, не могла отказаться.
Шарон Мур ждала, наверно, что он накинется на нее, как в
своих фильмах, но Джонни терпеть не мог голливудского отношения к «кускам
мяса». Он никогда не спал с девушкой, если его не привлекало в ней что-то
особенное. Кроме, разумеется, случаев, когда был сильно пьян и просыпался с
девушкой, о которой ровным счетом ничего не знал. Теперь, к тридцати пяти
годам, женатый второй раз и фактически не живя с женой, он не ощущал особого
полового голода. Но что-то в Шарон привлекло его.
Сам он никогда много не ел, но хорошо знал, что красивые
молодые девушки часто морят себя голодом, чтобы отложить деньги на наряды, и во
время свиданий набрасываются на еду: поэтому на столе было множество всякой
снеди и самые разнообразные напитки: шампанское в ведре со льдом, виски, водка,
коньяк. Джонни сам поставил на стол бутылки и приготовленные заранее тарелки с
едой. Кончив есть, они пошли в гостиную, одна стена которой была стеклянной и выходила
прямо на тихий океан. Он положил груду пластинок Эллы Фитцджеральд на патефон и
сел на диван рядом с Шарон. Потянулась обычная, пустая беседа: где родилась,
была ли в детстве красивой или уродливой, замкнутой или веселой… Он знал, что
подобные расспросы трогают девушку и возбуждают ее, а это необходимо для
нормального финала.
